Время прощать

– Больше не занимается, – расхохотался Гарри Рекс, причмокнул и посерьезнел. – Слушайте, Джейк, я сожалею, но то, что произошло десять лет назад, не имеет ровным счетом никакого значения теперь. Я отнял у Сета Хаббарда все деньги, разумеется, достаточно оставил, остальное отдал своей клиентке и закрыл дело. Что Сет делал после развода номер два – не мое дело. – Он помахал рукой над замусоренным столом. – Во всяком случае, в понедельник. Если захотите выпить позже, прекрасно, но сейчас у меня полно работы.

Выпить с Гарри Рексом позже означало где-то после девяти вечера.

– Конечно. Увидимся, – ответил Джейк, направляясь к двери и переступая через разбросанные по полу папки.

– Слушайте, Джейк, могу я предположить, что Хаббард аннулировал предыдущее завещание?

– Да.

– И оно было подготовлено более крупной фирмой, чем ваша?

– Да.

– Тогда я бы на вашем месте прямо сейчас помчался в суд и подал предварительную заявку на ведение дела о наследстве.

– Согласно воле моего клиента, я должен дождаться похорон.

– И когда они состоятся?

– Завтра в четыре часа дня.

– Суд закрывается в пять. Я бы поторопился. Всегда лучше оказаться первым.

– Спасибо, Гарри Рекс.

– Не за что. – Он снова рыгнул и взялся за очередную папку.

После полудня к дому Сета непрерывным торжественным потоком потянулись соседи, прихожане одной с ним церкви и другие знакомые, чтобы, согласно обычаю, принести угощение, но главным образом, чтобы проверить слухи, которыми полнилась северо-восточная часть округа Форд. Большинство посетителей Летти вежливо разворачивала обратно, она занимала стратегическую позицию у парадной двери, принимала подношения в виде тортов, пирогов, кексов и кастрюлек с различными кулинарными изделиями и в ответ на соболезнования снова и снова повторяла: члены семьи благодарят за участие, но слишком расстроены, чтобы кого-либо принимать.

Кое-кому, тем не менее, удавалось протиснуться в дом и добраться до гостиной, где они с огромным любопытством таращились на обстановку, чтобы проникнуться хоть немного атмосферой жизни своего дорогого почившего друга. Многие искренне горевали – избрать такой трагический способ ухода! Неужели он действительно сам повесился?

Чтобы избежать встречи с соболезнующими, семейство покойного пряталось на заднем дворике, сидя за садовым столом. Предпринятый ими обыск стола и шкафов Сета не принес желаемых результатов. Летти в ответ на расспросы заявила, что ничего не знает, хотя они не очень-то ей поверили. Она говорила спокойно, тихо, серьезно, и это порождало еще больше подозрений.

В два часа дня, когда в потоке посетителей случился перерыв, она подала им ленч там же, в патио. Они велели накрыть садовый стол скатертью, разложить льянные салфетки и сервировать его столовым серебром, хотя оно многие годы оставалось в доме Сета невостребованным и содержалось не в лучшем виде. По их не высказанному вслух, но единодушному мнению, за пять долларов в час самое меньшее, что должна была делать Летти, это добросовестно исполнять обязанности прислуги.

Подавая на стол и улавливая обрывки разговора, Летти поняла, что они обсуждают, кто должен присутствовать на похоронах, а кто – нет. У Йена, например, в разгаре было некое чрезвычайно важное дело, которое, вполне вероятно, могло оказать влияние на финансовое будущее всего штата. На следующий день ему предстояли важные встречи, если бы он пропустил их из-за похорон, это могло стоить ему целого состояния.

Гершел и Рамона неохотно смирились с тем, что не могут не присутствовать на службе, хотя порой Летти казалось, они придумывают всякие уловки, чтобы увильнуть. У Рамоны, например, здоровье якобы слабело с каждым часом, и она не знала, как сможет еще что-либо вынести.

Бывшей жене Гершела на отпевании определенно нечего было делать. Он не желал ее здесь видеть. Она никогда не любила Сета, а тот ее и вовсе презирал. Из двух дочерей Гершела одна училась в колледже в Техасе, другая – в школе в Мемфисе. Студентка не могла пропускать занятия, к тому же Гершел вынужден был признать, что с дедом она никогда не была особенно близка.

«Это уж точно», – подумала Летти, собирая тарелки.

Присутствие младшей дочери тоже оставалось под вопросом.

У Сета был единственный брат, их дядя Энсил, которого они никогда не видели и о котором ничего не знали. Согласно скудным семейным преданиям, Энсил, сказавшись старше, чем был, записался в военный флот шестнадцати или семнадцати лет от роду. Был ранен где-то в Тихом океане, выжил, объехал чуть ли не весь свет, нанимаясь на разные суда. Сет утратил связь с младшим братом не один десяток лет назад и никогда не упоминал о нем. Никакой возможности связаться с Энсилом не существовало, как и причин делать это. Вероятно, он был так же мертв, как и Сет.

Поговорили о некоторых старых родственниках. Ни одного из них они не видели много лет и не имели охоты видеть теперь.

«Какая удручающе странная семья, – подумала Летти, подавая на стол ассорти из пирожных. – Похоже, заупокойная служба обещает быть короткой и скромной».