Время прощаться

Взбираясь на дерево, я оцарапываю щеку и руки; ногти ломаются о кору дерева, когда я пытаюсь ухватиться покрепче. Но мне удается забраться достаточно высоко, до первой ветки. Цепляюсь за нее рукой, я нащупываю землю и веточки – покинутое гнездо предприимчивой птицы.

Шарф за что-то зацепился. Я тяну и наконец высвобождаю его. На меня и Серенити сыплются листья и ветки. И что-то потяжелее попадает мне в лоб и падает на землю.

– Что за черт? – восклицаю я, вновь заматывая и крепко завязывая шарф на шее.

Серенити изумленно таращится на свои руки. Протягивает мне упавшую вещь.

Это потрескавшийся черный кожаный кошелек с нетронутым содержимым: тридцать три доллара, кредитная карта «мастеркард» старого образца с диаграммой Венна. И водительские права, выданные Элис К. Меткаф штатом Нью-Гемпшир.

А это улика, настоящая, честное слово, улика, и она, похоже, способна прожечь дыру в кармане моих шортов. С этой уликой я смогу доказать, что исчезла мама, скорее всего, не по собственной воле. Как далеко она могла бы добраться без денег и кредитной карты?

– Вы понимаете, что это означает? – спрашиваю я Серенити, которая сохраняла молчание, пока мы шли к машине и ехали назад в город. – Полиция может попытаться ее найти.

Серенити бросает на меня взгляд.

– Десять лет прошло. Все не так просто.

– Что тут сложного! Новая улика означает, что нужно вновь открыть дело. И точка.

– Тебе кажется, что именно этого ты и хочешь, – говорит она. – Но тебя могут поджидать неожиданности.

– Шутите? Да я мечтала об этом… сколько себя помню, мечтала.

Она кусает губы.

– Всякий раз, когда я задавала своим духам-хранителям вопрос, каково им жить в своем мире, мне ясно давали понять, что существуют вещи, которых я знать не должна. Мне казалось, это для того, чтобы сберечь какую-то невероятную тайну о загробной жизни… но в конце концов я поняла: чтобы защитить меня от этих знаний.

– Если я не попытаюсь ее разыскать, – возражаю я, – то всю оставшуюся жизнь буду думать о том, что было бы, если бы я попыталась.

Серенити останавливается на красный свет.

– А если ты ее найдешь…

– Когда я ее найду, – поправляю я.

– Когда ты ее найдешь, – не спорит Серенити, – ты спросишь, почему она все эти годы тебя не искала?

Я в ответ молчу. Она отворачивается.

– Я только одно хочу сказать: если желаешь узнать ответы – будь готова их услышать.

Тут я понимаю, что она как раз проезжает мимо полицейского участка.

– Эй, остановите! – кричу я, и она ударяет по тормозам. – Пойдем туда и расскажем о своей находке.

Серенити паркуется у тротуара.

– Мы никуда не пойдем. Я поделилась с тобой своими видениями. Даже отвезла тебя в городской парк. Рада, что ты получила то, что хотела. Но лично я не хочу и не буду связываться с полицией.

– Вот оно как! – изумляюсь я. – Вы бросаете информацию, словно гранату, в жизнь человека, и ретируетесь, пока она не взорвалась?

– Гонца, принесшего весть, не казнят.

Не знаю, чему я удивляюсь. Я совсем не знакома с Серенити Джонс – не следовало ожидать, что она мне поможет. Но я по горло сыта теми, кто меня бросает, она лишь одна из многих. Поэтому я выбираю самый простой путь, когда чувствую угрозу, что меня вот-вот бросят. Делаю так, чтобы уйти первой.

– Неудивительно, что люди вас ненавидят, – произношу я.

При этих словах она вскидывает голову.

– Спасибо за видение! – Я вылезаю из машины, вытаскиваю с заднего сиденья велосипед. – Счастливо оставаться!

Громко хлопаю дверью, оставляю велосипед и поднимаюсь по гранитным ступеням в полицейский участок. Подхожу к сидящей в стеклянной кабинке дежурной. Она всего на пару лет старше меня, только недавно закончила школу. На ней растянутая футболка с логотипом полиции на груди, и у нее слишком сильно подведены глаза. На мерцающем экране компьютера я вижу, что она сидит на своей страничке в «Фейсбуке».

Я откашливаюсь. Знаю, что она слышит меня, поскольку в разделяющем нас стекле есть небольшая решетка.

– Здравствуйте! – говорю я, но она продолжает печатать.

Я стучу в стекло, она скашивает глаза в мою сторону. Я машу рукой, пытаясь привлечь ее внимание.

Звонит телефон, она отворачивается, как будто я пустое место, и берет трубку.

Могу поклясться, что именно из-за таких, как она, мое поколение заслужило плохую репутацию.

Ко мне подходит вторая дежурная. Невысокая плотная женщина постарше, фигурой похожая на шар, с химической завивкой на белокурых волосах. На груди у нее бейдж «Полли».

– Я могу вам помочь?

– Будьте так добры, – отвечаю я, улыбаясь своей самой взрослой улыбкой, потому что какой взрослый будет воспринимать серьезно заявление тринадцатилетней девочки, которая говорит, что хочет сообщить об исчезновении, которое произошло десять лет назад? – Я хотела бы поговорить со следователем.

– На предмет чего?

– Сложно объяснить… – начинаю я. – Десять лет назад в слоновьем заповеднике погибла смотрительница. Это дело вел Верджил Стэнхоуп… и я… мне нужно побеседовать с ним лично.

Полли поджимает губы.

– Как тебя зовут, милая?

– Дженна. Дженна Меткаф.

Она снимает с головы микрофон и скрывается в задней комнате, которую мне не видно.