Сказать, что хотелось провалиться на месте, ничего не сказать. Тетка тем временем стащила с меня одеяло и потребовала вставать. Послушавшись, я попытался подняться, вышло с трудом, тело было каким-то затекшим. Аккуратно, перебирая руками по спинке кровати, отошел в сторону и сел у окна на стул. В башке такой раздрай, что ничего не могу сообразить. Всего колотит, аж зуб на зуб не попадает, руки-ноги словно деревянные. Сколько я тут пролежал?
– Переоденься, зассыха! – фыркнула тетка, а я взорвался:
– Да пошли вы все! Чего вы все ко мне привязались? Задрали, долбаные совки, издеваетесь над человеком хуже немцев… – И тут я заткнулся.
– Откуда тебе, паскуда, знать, как немцы издевались? – взвилась тетка. – Мне мать рассказывала, а тебе-то кто? Вы ж никого не слушаете, молодняк, только бы гулять и пиво пить, больше вы ни на что не годитесь. Тебя бы туда, где у меня мама совсем девчонкой от голода умирала, в Ленинграде, вот бы я на тебя посмотрела!
Эх, знала бы тетя, сколько я уже повидал, сколько ощутил на своей шкуре…
Я молчал, злость кипела, но что-то говорить я не мог, язык не слушался, да и страшно как-то стало. Тетка, сменив белье ушла, я, тоже найдя в тумбочке у кровати чистое белье, с трудом переоделся. Кстати, трусы были явно не мои, но они новые, с биркой даже. Интересно, это кто же мне труселя-то подогнал? Смешные только, черные парашюты по колено, на армейские похожи, но хоть не сырые.
Из палаты выйти опять не получилось, дверь оказалась заперта. Побродив, разминая ноги туда-сюда, снова оказался в койке. Лежать было неуютно, тетка ведь только простынь поменяла, наверное, издевалась, матрас-то сырой. Едва лег, понял, что снова промокну, поэтому встал и, убрав матрас вообще, лег поверх одеяла. Так лучше, а то как будто в луже лежал. Правда стало жестко на пружинах-то, но ничего, лучше, чем в госпитале на доске.
Да, перед глазами так и стоит госпиталь из сорок третьего года, куда я попал после взрыва танка. Ох и натерпелся же. Как приятно вновь ощутить целостность своего тела, это не передать словами. Ведь я там не один день был инвалидом, даже привыкнуть успел, а сейчас опять дома…
Дома. А где он, дом-то? Я уже забывать начал, где мой дом и какой он. Столько провел в прошлом, голова набекрень.
Дверь открылась только к вечеру, удивился: ужин принесли. Каша какая-то, жидкая и невкусная, но слопал все так быстро, как будто неделю не ел ничего. Запив кашу бурдой, что, наверное, тут называли чаем, я откинулся на кровать. Почему, если на меня завели дело, не везут на суд или на допрос? Ведь попадался раньше на митингах, ничего такого не было. Да, подержат чуток в камере, потом – допрос, и либо на волю, либо в камеру на несколько суток. Потом – штраф, и гуляй, Вася. Тут же что-то странное. Держат взаперти, как в тюрьме, поесть, вон, один раз дали только, но никто не приходит, никуда не водят. Почему?
Когда стемнело, я уже привычно ждал деда. Почему-то решил, что он, как и прежде, придет, опять куда-нибудь меня отправит. Но никто не появлялся, и я лег спать. Целый день в думках до головной боли прошел не зря, вырубился я мгновенно, на краю сознания, кажется, мелькнуло улыбающееся лицо деда, но вот то, что было дальше…
Холодно. Черт, как же холодно-то! Открыв глаза, я не понимал, что происходит и где я. То, что я опять куда-то попал, было ясно, но удивляло то, что старика не было в палате, значит, это не он меня отправлял, а я сам перемещаюсь. Или все же то видение, перед тем как уснуть, было на самом деле, и дед проявился?
– Так, что на этот раз? Почему так холодно? – кажется, вслух спросил я.
Вокруг были стены, какие-то обшарпанные, блеклые. Уставившись в разбитое окно, я понял, наконец, почему мне холодно. За окном, а точнее, уже и в комнате, кружила вьюга.
Снег? Вашу мамашу, какой еще снег? Откуда? Почти все предыдущие мои заходы в прошлое, или как это еще назвать, были летом, весной или осенью, зиму застал один раз, но быстро «ушел» тогда, а тут… Мороз, наверное, градусов двадцать, а может, и больше, бр-р-р, мерзко как-то и от того еще страшнее. Темень такая за окном, хоть глаз коли, но что мне делать-то? До этого попадал в разные отряды, в плен, а тут явно в жилом доме сижу, вокруг никого, и в голове каша. То, что дом именно жилой, понял как-то сразу, самая обычная на вид квартира, с поправкой на время. Сразу бросается в глаза обстановка и мебель, да и вообще запах старья, мы от такого уже отвыкли давно.
Начал крутить головой. Окно, возле него, в углу, бочка какая-то стоит с трубой, выходящей в окно… Да это же печка, как ее там? А, точно, буржуйка! Нашел взглядом какое-то одеяло или покрывало, не разглядывал, и скорее забил его в разбитое окно, закрывая дыру. На печке лежали спички, точнее, коробок, непривычный, как будто деревянный, а внутри всего две спички. Вновь шарю глазами вокруг, на глаза попадается книга. К черту ее! Разрывая страницы, сунул их в печку и чиркнул первую спичку. Получилось, откуда и знания взялись, как ее разжечь? Но бумага – не дрова, сгорит мгновенно, нужно топливо.