— И исходящей от него угрозой, — прервала мужа Ева, только что вошедшая в гостиную. — Петер наконец заснул. Ваши послеполуденные приключения выбили его из колеи.
— О чем ты хотел рассказать мне, Карл? — возобновил разговор Андре.
Крюгер внезапно поднялся, его лицо стало крайне серьезным.
— Партия национал-социалистов насчитывает двести тысяч членов. За последний год, после появления плана Юнга[18]
, было подано двадцать тысяч заявлений о приеме в партию. Растянуть выплаты репараций на пятьдесят лет… Это абсурдно! После начала биржевого кризиса в нашей стране более двадцати процентов безработных. Люди хотят есть, и они напуганы. Гитлер во всем винит Версальский диктат[19], он утверждает, что все наши несчастья именно из-за него, и я не могу сказать, что он полностью не прав. Но он близок к тому, чтобы получить власть, и я опасаюсь, что у него хватит на это и средств, и ловкости.Карл замолчал, и комната погрузилась в тишину. С кухни раздавались взрывы смеха. Андре посмотрел на своих друзей.
— И что тогда будет?
Карл вздохнул.
— Я благодарю Небо за то, что Петеру всего десять лет. И за то, что мы не евреи.
— Но какая тут связь?
Карл огорченно взмахнул рукой.
— Эти коричневорубашечники напоминают мне религиозных фанатиков. Они обращаются к тому иррациональному, что живет в каждом из нас, и превращают его в орудие пропаганды. Их конек — разоблачение евреев, которые, по их мнению, виновны во всех неприятностях, обрушившихся на Германию. Я вижу, как эти тлетворные теории проникают даже в университетские круги. Мы публикуем множество диссертаций и знаем, что в прошлом году, во время университетских выборов, нацистский
Пришла Герда и сообщила, что ужин подан.
— Но в Лейпциге сильная и влиятельная еврейская община, — возразил Андре. — Она будет протестовать.
— Со времен средневековья этот город является перекрестком многих торговых путей. Сюда приезжают торговцы со всей Европы. Евреи платят налог на проживание, огромные пошлины на собственные товары и даже на самих себя… Еще недавно они были вынуждены получать разрешение на право жениться… Ты знаешь лучше меня: лишь перспектива торговать пушниной побудила их обосноваться здесь. Прошло всего шестьдесят лет с тех пор, как в Саксонии отменили ограничения, касающиеся евреев. Их положение весьма шатко.
— Но этот Адольф Гитлер такая забавная фигура! — воскликнул Андре. — Ему никто не доверяет.
— Ты заблуждаешься, этот человек наделен умом и интуицией. Когда он вещает от имени слабых, он чем-то напоминает святошу-мученика. С прошлого года у нас в состав муниципального совета входят три представителя партии национал-социалистов, и поверь мне, ни одного из них я бы не пригласил к себе в гости.
Во время ужина, с обоюдного согласия, они обсуждали более приятные вещи.
Позднее, когда Андре вспоминал столовую с красными бархатными шторами и стенами, обтянутыми тканью, призрачный свет свечей, красавицу Герду, подающую лосося со щавелем, ее светлые волосы, уложенные короной, позвякивание жемчужного ожерелья Евы, смех Карла, разливающего шабли, он думал о том, что испытал в тот вечер бесподобное чувство умиротворенности и что нега и уют, окружавшие его, заглушили самые темные предчувствия.
Валентина плеснула себе в бокал коньяка и выпила одним глотком. Ощутив жжение в горле, она пришла в себя. После встречи, состоявшейся во второй половине дня в банке Фуркруа, она словно окаменела.
Несколькими днями ранее у ее отца случился сердечный приступ. Узнав эту новость, Валентина задрожала и ощутила непреодолимое желание тут же мчаться в отчий дом, никого не предупредив, лишь бы не дать оборваться той тонкой ниточке, что связывала ее с ушедшим детством.
И вот нотариус сообщил ей, что Рене Депрель скончался, причем перед смертью он был полностью разорен вследствие рискованных денежных инвестиций. Дом в Бургундии заложен. Сжав кулаки, Валентина слушала, не моргая, но в это же время ее сердце билось столь сильно, что молодой женщине приходилось напрягаться, чтобы расслышать, о чем бормочет этот маленький сгорбленный человечек. Слава богу, Андре уехал в Нью-Йорк! Ей была ненавистна сама мысль, что он мог находиться рядом, здесь, в этом строгом кабинете, где от всего веяло порядком и кропотливым трудом. Мысль, что ее муж предложил бы уплатить долги ее отца, ужасала.
Когда нотариус сообщил молодой женщине имя человека, который сможет рассказать ей подробнее, как следует действовать дальше, Валентина испытала приступ дурноты: всем занимался некий господин Пьер Венелль из банка Фуркруа. Пьер никогда не говорил, что ведет какие-то дела с Рене Депрелем. Думая о том, что ей следует связаться с Венеллем, Валентина чувствовала себя все хуже и хуже, но все же она взяла себя в руки и позвонила Пьеру, который попросил мадам Фонтеруа приехать к нему в контору.