— Да, Пинкертон, — хмыкнул он, — обоим вынесли замечания, поговорили приватно о недопустимости подобного, но и всё. Брежнев не хочет раздувать под своими друзьями костёр.
— То есть им всё сошло с рук? — удивился я, — так просто?
— Ну если для тебя цифра в пять тысяч человек отравившихся в лагеря по этому делу это «так просто», то я даже не знаю, чем крыть твои слова, — спокойно заметил он.
— Вы понимаете, о чём я говорю, — не согласился я с ним, — да мы молодцы, прикрыли вывоз детей-сирот за рубеж. Но не все виновники наказаны!
— Ваня, мы и так сделали максимум! — он показал на вторую звёздочку на своих погонах, — Юрий Владимирович тоже благодарен, ведь с тебя и твоей настойчивости всё и началось. Прояви ты малодушие и не такое ослиное упрямство, то ничего этого бы вообще не было! Ты представляешь себе, сколько мы за эти два года перетрясли детских домов и школ-интернатов, идя по следу попавших детей? Сколько нарушений, злоупотреблений выявили? Сколько голов слетело после этого? На эту операцию задействовали больше десяти тысяч человек по всей стране, понимаешь размах?
— Вы же всё равно не даёте мне ознакомиться с результатами, — кисло заметил я.
— И не дадим, — согласился он, опуская руку в карман и вынимая её с погонами с четырьмя звёздочками, — это тебе.
— Капитан? — вздрогнул я, — а куда старший лейтенант делся?
— Вроде бы летом тебе присвоили, да ты в отъезде был, — словно несущественное сказал он, вручая мне погоны, — решили хотя бы со своей стороны тебя продвигать, чтобы не так погано жить было.
— И всё равно, мне хотелось бы наказать этих двоих, газеты сами видели, похоже с подачи Суслова про меня нет-нет, да и тиснут гадость. Он же курирует прессу?
— Да он, и от него многие другие пакости идут в сторону Андропова, о которых ты не знаешь, но поверь, уж он очень старается, чтобы тебя и КГБ как можно дальше держать от его персоны, — кивнул генерал, — но до Суслова нам пока всё равно не добраться, а вот под второго человека, можно продолжить копать.
— Как это? — удивился я, — он меня к сыну теперь на пушечный выстрел не подпустит после случившегося. Сами говорили, что они знают, что всё началось с меня.
— Не только подпустит, но и сам прибежит, как миленький, — злобно оскалился генерал, — теперь это тема закрыта, он чувствует себя в относительной безопасности, но мы зато перекрыли выезд за рубеж для всей его родни и знакомых. Он уже кому только не жаловался: Брежневу, Суслову, другим знакомым из ЦК, но те отлично понимая, что Андропов только и ждёт, чтобы поймать помощников за яйца, поскольку из них всех только первые двое неприкасаемые для КГБ, делают вид, что не замечают потугов министра, прося подождать, успокоиться и не поднимать пыли.
— Ай какие нехорошие дяди с голубыми петлицами, — против своей воли улыбнулся я.
— Ещё какие, — он улыбнулся тоже, — так что Игорь уже давно нарезает круги вокруг твоей Вари, чтобы её снова на наркоту подсадить. Он бы давно был более активным, но ему подошли и вежливо объяснили, что у девушки есть парень, разговаривать нужно сначала с ним.
— И снова это были те же нехорошие дяди?
— Ай яй-яй, какие мы плохие, — рассмеялся генерал, — так что Ваня, если позвонишь Игорю с какой-то просьбой, поверь, он в тебя вцепится словно клещ. Все паспорта мы заворачиваем, разрешения отменяем, на переговоры не идём, оставили только единственную лазейку в виде тебя.
— А чего они сами не звонят мне тогда? — поинтересовался я.
— Не идиоты, видят, что ты под колпаком у нас.
— Тогда Данила нужно будет убрать?
— Да, тем более больше и угрозы-то особой больше нет для тебя, — кивнул он, — держим его специально последние месяцы, чтобы к тебе интерес подогреть.
— Эх, прощай бесплатная машина с шофёром, — расстроился я, — опять траты на такси.
— Ну, а как ты Ванечка хотел, — он развёл руками, — не всё коту масленица, покатайся на метро или автобусе, например.
— Меня люди не любят, — сразу открестился я, — поклёпы читают в газетах, а потом лезут выяснять отношения с кулаками.
— Я не буду это комментировать, — он покачал головой, — но доносов на тебя Ваня, вагон и маленькая тележка, не успеваем разгребать, как новые приходят. Так что хватит ныть, сам даёшь им поводы для этого.
— Ладно, вы ещё говорили, что можно у вас спрашивать по этому делу? Куда пропал отец Ани и главное, зачем ему это было нужно? С Цинёвым более-менее понятно всё, Лена и деньги были его главным мотиватором, а потом и крючком, с которого уже не мог больше слезть.
— И драгоценности Лениной мамы, — уточнил он, — он, как близкий друг семьи знал о тайнике в доме. Их кстати так и не обнаружили родственники, поделившие квартиру между собой.
— Вот же паскуда какая, — удивился я, — так что с отцом Ани? Она кстати, как? Замешана в этом деле?