Время щенков (СИ)

Я слегка стукнул своим бокалом о бокал Герды.

– Чтобы и в Къольхейме, и в Гехте, и где бы ты ни жила, тебе всегда было хорошо.

Мы пили фруг как положено – не спеша, наслаждаясь. Еще одно достоинство благородного напитка – под него хорошо молчать вместе. Но как все прекрасное в жизни, и фруг закончился. Только темные густые капли остались в хрустале, не торопясь стекать вниз.

Герда задумчиво смотрела сквозь бокал на огонь.

– Ларс, а что я буду делать в Къольхейме?

– Ну, у нас там неплохая библиотека, будешь читать. Если захочешь, наши научат тебя ездить верхом на кхарне.

– Нет, не то, какую работу я смогу там выполнять?

Ой, Герда! И на Островах Радости будет она трудиться, чтобы не быть в долгу даже у Драконов.

– Летом наш клан добывает горючие кристаллы. Женщины в гору не ходят, но рудокопам часто попадаются камни, пригодные для поделок и украшений. Мама умеет их шлифовать, получается очень красиво. Если захочешь, она и тебя научит.

– А твой отец, он тоже ходит в гору?

– И отец, и братья.

– Странно, – теперь Герда смотрела на бокал, который сжимала двумя ладонями, будто хотела растопить горный хрусталь, как если бы это был лед. – Я всегда думала, что достаточно родиться вурдом, и у тебя будет все, можно ничего не делать.

– И все желания исполняются.

– Да. Но вы… Все работаете, все стали кем-то. Ты хронист, Хельга главный прознатчик, твой отец и братья ходят в гору, а мама шлифует камни. И… и… Вы совершенно неправильные вурды! Будто ненастоящие!

Похоже, тот, кто жертвовал книги в приют благого Дракона Берне люто ненавидел знать Фимбульветер и литературу подбирал на свой вкус.

Были такие настроения перед Смутой и во время оной, хроники все помнят. Слабый, подверженный многим порокам король, городские вурды, как правило отколовшиеся от кланов младшие сыновья, утратившие всякое представление о совести и порядочности, действительно те негодяи, о которых читала Герда. И вот добрые горожане собираются в отряды и жгут замки вурдов – всех вурдов – почище идущих в набег кочевников. А потом видят этих кочевников под самыми стенами столицы. Разоренные крепостцы и цитадели доспешным строем стояли на пути приходящего из Белого Поля врага, но как удержать оборону, если половина ратников убиты? Кстати сказать, люди кланов сражались за своих господ, «никчемных паразитов». За них и рядом с ними.

– Рональда Тъес всю жизнь проработала в городской библиотеке. В Гехте некогда был хронист Орм Бъольт. Рагнар Лъольм, пересекший океан, был вурдом. И, конечно же, канцлер Харальд Секъяр, Зерцало Честности…

Вообще изначально вурдом называли не того, у кого больше всех денег, или история чьего рода равна истории мира, а того, кто умел что-нибудь хорошо делать. Тех, кто после прихода ледника строил первые города, приручал кхарнов, оберегал в теплицах растения, шел в недра гор за горючими кристаллами, давал отпор ордам кочевников.

Об этом сейчас не принято помнить, только хронисты роются в кипах пожелтевшего пергамента.

А еще первые вурды никогда не предавали доверившихся им. Именно так и создавались кланы, единые не по крови, но по принесенной клятве.

Я не стал ничего говорить Герде. Если человек твердо в чем-то уверен, трудно его переубедить. Слово слабо против слова. Пусть все увидит сама. Пусть живет в надежном добром Къольхейме, а потом, когда мы найдем убийц Флорансы и тех, кому вдруг стала очень уж интересна девочка из приюта, возвращается в Гехт. Может быть, к тому времени ее отношение к вурдам станет хоть чуточку иным.

– Ларс, – Герда тихонько дотронулась до моего плеча. – Ларс, не обижайся на меня, ладно? Просто я глупая и многого не знаю, потому все не так говорю и делаю. А если ты будешь со мной разговаривать, все рассказывать и объяснять, я, может быть, поумнее стану.

Я ничего не смог ответить – такая тревожная нежность затопила меня, сжала горло. Герда… Милая… Я за тебя… Для тебя…

– Ларс… Ты что, вправду обиделся?

Герда испуганно смотрела на меня. Руку, которой касалась плеча, отдернула и спрятала в складки шали.

И тут я понял, что Герда уйдет. Даже если не убежит сейчас или утром, если поедет в Къольхейм, то назад в Гехт, ко мне, она уже не вернется. Потому что думает сейчас, что сильно обидела меня своими рассуждениями о подлецах-вурдах, своей мнимой глупостью, еще фунс знает чем, но обидела, а уж у самой-то у нее совести и гордости хоть отбавляй. А еще к тому вывернутые какие-то понятия о себе самой и ей дозволенном, а главное страх, заставляющий, совершив ошибку, бежать и прятаться…

Если я сейчас не скажу что-нибудь, то потеряю Герду навсегда.

Слова рассыпались, как бусины с порванной нитки. Не сказать, сделать. Но так, чтобы не обидеть саму Герду. Как бы спасло дело честное кольцо Хустри, которое можно просто молча надеть на палец. Вот ведь идиот, чуть ли не в храм собирался в ближайшее время девушку вести, а к ювелиру заглянуть так и не удосужился.

Взгляд растерянно метался по комнате и натолкнулся на гриф гитары, скромно прислонившейся к книжному шкафу.

– Герда, а хочешь, я сыграю для тебя?

– Для? Ме? Ня?