Время Сигизмунда

— Ясна пани может вылезти, я нанял гостиницу, будет не очень удобно…

Еврей не докончил и почесался.

— Мне везде будет хорошо, — отвечала незнакомка.

— Держи коней, а я пани высажу, — прервал старик, — потому что по этой грязи она не пройдёт.

И Палей живо, несмотря на возраст, соскочив со своего сидения, подбежал к женщине, взял её, как ребёнка, на руки и, осторожно наклоняясь, внёс в избу, за ними неспешно поплелась женщина постарше.

Изба, в которую они вошли, имела право казаться путникам грязной, грустной и пустой, и однако, все, уже немного привыкшие к бедности и дороге, нашли её удобной, хотя куры каждую минуту выбегали из алькова проведать, хотя пол был чёрный от грязи, низкий и продымлённый потолок, стены, облепленные глиной, горбатая и закопчённая печь, низкие и шатающиеся лавки, хотя ветер гулял от окна к окну, раскачивая паутину, сплетённую по углам.

Незнакомка села на голый тапчан и осталась неподвижной, задумчивой, в то время как слуги суетились, принося узелки, делая постель, затыкая дыры и стараясь кое-как привести комнату в порядок.

— Спросите о короле, — сказала наконец незнакомка.

Старый слуга, которого звали Палеем, некогда казак, как это можно было признать отчасти по длинным усам, отчасти из фантазии, забеспокоился, почесал голову и тихо отвечал:

— Я уже спрашивал.

— Король здесь?

— Ещё в Люблине, — промурчал Палей.

Молодая женщина поглядела на него и опустила руки.

— Но скоро приедет, — прибавил он, — ожидаю каждую минуту. Уже, слышал, конюший получил извстие и кареты идут.

— А тем временем отдохнём, — прервала женщина, — вы нуждатесь в покое, пани.

— В спокойствии, не отдыхе, Янова, — воскликнула госпожа, — а покуда не буду уверена, пока король не выскажется между мной и неприятелем, до тех пор всякая мысль об отдыхе напрасна.

В эти минуты хозяин дома, одетый в чёрный жупан, подпоясанный шёлковым поясом, немного поднимая ермолку, вошёл в комнату.

— Правда, что ожидают его величество короля? — спросила живо прибывшая.

— Со дня на день, — сказал, гладя бороду, еврей. — К пану конюшему уже приезжал посланец. Пан Биславский, наш староста, ждёт наияснейшего пана, кареты едут; уже Княжник приехал. Он, наверное, будет сегодня или завтра.

— Кто этот Княжник?

— Ясно пани не знает? — с удивлением спросил еврей. — Ну, это большая фигура, хоть маленький человечек, через него можно всё сделать. Он, пан подкоморий, крайчий и Эгид, что хотят, то и делают. Княжник — это королевский камердинер, а теперь ему и сенаторы кланяются, а он у них ни один раз дверь перед носом закрывал.

И еврей с некоторым презрением и негодованием пожал плечами.

VI

Книшин

Невзирая на дождь и грязь, все жители местечка летели к окнам, чернели на крылечках, выливались в улочки. Длинный поезд покрытых шкурами телег, верховых коней, рыдванов направлялся к замку, на дворе которого, разводном мосту, дворах, в комнатах царило необычное оживление. В каминах наскоро разжигали огонь, выметали полы, окуривали комнаты смолой и очень оригинальными кадилами. Замковая и прибывшая челядь была занята уборкой, бегала, кричала, задевала друг о друга, снося тюки, развязывая узелки, провожая путников.

С королём Сигизмундом Августом ехали в Книшин из панов сенаторов: Францишек Красинский, епископ Краковский, Николай Кжистоф Радзивилл, великий Литовский маршалек, Станислав Судзивой Чарнковский, коронный референдарий. Каждый из них вёл приличиствующий своему сану и должности двор, а объединённые отряды епископа, маршалка, референдарский, панов Николая и Ежи Мнишков, подкомория и крайчего, наконец королевский двор так наполняли замковый двор, что в нём обернуться и протиснутья через него было трудно.

Личные придворные короля Микорский и Вилковский, взяв его из кареты на руки, внесли в комнаты и посадили в большое кресло, обитое позолоченной кожей, стоящее перед огнём.

Комната, в которой отдыхал Август, была обита красной материей с вырезанными золотистыми цветами, в деревянных коричневых рамках. Её потолок, сложенный из тёмных балок, между ними был украшенный квадратами с помещёнными в них золотистыми звёздами. Каменный пол был покрыт зелёным сукном. Одна дверь вела в большую залу, другая в спальню, в средней стене находился высокий камин из серого камня, с часами и зеркальцем, в нём горел огонь; несколько стульев без подлокотников, сидение, покрытое персидским ковром, лакированный столик, на котором лежала шапка с мехом, и окованный посох с золотым набалдашником, составляли всё убранство этой комнаты. Окна её, наполовину прикрытые шторками из материи, похожей на обивку, выходили на сторону городка.