Время скидок в Аду

Продолжая сыпать проклятиями, Вера терлась об меня всем своим телом, затем сорвала с меня рубашку и стала водить грудью по моему лицу — она поднесла припухший сосок к моим губам, будто убитая горем истеричная мать, пытающаяся накормить молоком свое мертвое дитя. Я изо всех сил держался, чтобы не укусить ее, но пока она не причинила мне боли, и я все равно не смог бы выбраться, ведь обе мои руки — и здоровая, и раненая — были обездвижены. Я надеялся лишь на то, что помогу ей обуздать ее ярость и что после этого она меня выслушает. Но что бы я сказал ей? Конечно, я не любил ее, и, даже не зная правды о ее настоящей сущности, я не смог бы дать ей то, чего она хочет. Во мне было место лишь для любви к Каз: увидев ее в театре, я будто снова ожил, и даже когда я пытался увернуться от острых ногтей Веры, я по-прежнему ощущал, как сильно и невероятно мне не хватает графини Холодные Руки.

Уже рыдая, Вера сползла ниже и схватила меня за яйца. Я напрягся, напуганный возможностью узнать, каково это — потерять нечто более важное, чем руку, но, казалось, она намеревалась и дальше показывать свою пародию на страстное влечение. Она начала поглаживать, облизывать и прижимать мой член к своему лицу, бормоча нежные слова вперемешку с самыми жуткими угрозами. Да, такое вряд ли назовешь романтикой, только если вы не фанат крайностей вроде садомазохизма. За годы на Земле я повидал слишком много, чтобы наслаждаться этим. Не говоря уже о том, что я испытывал отвращение к боли. Но Вера была целеустремленной. Она тянула, сжимала, целовала меня и даже засунула внутрь меня палец, заставляя меня возбудиться против моей воли. Затем Вера скользнула вверх и села мне на грудь; она была обнажена по пояс, ее волосы полностью разметались по плечам, ее бледная грудь, на которой местами проступали красные пятна, качалась надо мной, как два церковных колокола.

— Я бы подождала, — тяжело дыша, сказала она, все еще держа мой член в своей руке, сжимая его, чтобы мое возбуждение не ушло. Она смотрела прямо мне в глаза. Ее взгляд снова изменился: она широко раскрыла глаза, полные болезненной отчаянности. — Я могла бы подождать нужного момента, дорогой. Прошло много времени, но мне ли не знать об ожидании. Я хотела, чтобы все было идеально!

Она сжимала мой член с такой силой, что я едва мог говорить.

— Это ведь не должно быть…

Ее глаза снова стали пустыми, будто по щелчку выключателя.

— Ты мог бы стать одним из моих бессмертных, Снейкстафф. Тебя бы оберегали вечно. А ты оказался лишь еще одним… несчастным, непостоянным, лживым мужчиной. Но ты никогда не вернешься к своей белокурой шлюшке. Ты принадлежишь мне. Я нашла тебя, а значит — ты мой!

Упершись коленями мне в подмышки, Вера начала возиться со своими длинными юбками, задирая их вверх. Громко зашуршали слои кринолина, обнажая несколько слоев белоснежных нижних юбок. Я чувствовал ее жар, но как я ни пытался увернуться или изогнуться, я не мог сбросить ее с себя. Ее полностью захватило безумие ее гнева и несчастья, примитивное и не совсем человеческое состояние. Она поднялась, слегка согнувшись, и стащила остальные юбки.

Между ног — кошмар.

Фиолетовое, темно-синее и яростно-красное, это больше походило на дрожащую и раздувшуюся медузу, чьи длинные щупальца из прозрачной плоти свисали на мой живот и бедра. Сначала они покалывали мою кожу, затем стали жалить, а потом мое тело загорелось огнем. Я закричал. Вера забралась на меня и потянулась руками к моей груди, но прежде чем ее пальцы коснулись меня, я наконец увидел прозрачные и гибкие иглы, как щетинки на расческе — они появлялись из-под ногтей леди Цинк и впивались в мою плоть. Она уже давно отравляла меня. Все это время, лаская меня, гладя по голове, она закачивала в меня свои яды, какие-то флюиды радости, от которых я становился тупым и счастливым. Но та отрава была не очень сильной. В отличие от яда, который попадал в меня теперь.

Кислотное жжение в паху вдруг сменилось на жгучий бренди, растекающийся по всем моим венам. Я чувствовал, как все мое тело отекает. Кровь стучала в мозгу, я едва мог что-либо видеть, но понимал, что она все еще не отводит от меня взгляда. Сумасшедшего взгляда Веры.

Существо у нее между ног издало хлюпающий звук, вроде жуткого, ни на что не похожего шлепка, а потом оно раскрылось. Среди похожих на рот складок виднелись ряды сотен крошечных игольчатых зубов, окруженных скользкой, блестящей розово-фиолетовой плотью.

Я точно попытался снова закричать, потому что она оторвала одну руку от моей груди — иголки ее ногтей высвободились неохотно, как плющ, отдираемый от стены. Этой же свободной рукой она накрыла мой рот и наклонилась ко мне. Мое сердце практически выскакивало из груди, а мой пах стремился к ней, предлагая себя и действуя по зову моей зараженной, горящей крови.