Тоня оторвала взгляд от листочка и перевела его на окно. За ним была чернота, и под влиянием только что прочитанного и осознанного Тоня встала, посмотрела в черноту и медленно задернула занавески. В комнате стало уютнее, но впечатление от стихотворения не проходило. Первый раз в жизни какие-то шесть строчек так повлияли на нее: ей хотелось повторять их снова и снова, но в то же время ее охватывала боль за человека, который остался совершенно один летним вечером. Она сейчас словно была тем самым человеком… Тоня вспомнила бабушку, умершую три года назад, опустилась на диван и внезапно расплакалась.
Ольга Сергеевна ждала приезда сына с внуками. Она пожарила мясо, приготовила салат, сварила целую бадью супа, хотя никто, кроме Савелия, его не ел. Но, вздумай она оставить сына без борща (сама она терпеть его не могла!), он пришел бы в плохое настроение. Уж Ольга-то Сергеевна его знала! А сердить сына ей вовсе не хотелось.
После ужина, когда довольные наевшиеся внуки ушли к себе в мансарду, чмокнув бабушку перед сном, она взяла в руки вязание.
– А ты что, мать, никак вязать научилась? – усмехнулся Савелий, пивший чай за столом.
Ольга Сергеевна хотела съязвить в ответ, но вовремя остановилась.
– Да как-то само получилось, – ответила она, поглядывая на сына. – Глядишь, Лизу обвязывать начну. Сейчас, между прочим, очень даже престижно – ручная работа.
– Угу, хэндмейд.
Савелий с присвистом допил последний глоток и отставил чашку в сторону.
– Вымоешь, ладно?
Ольга Сергеевна даже не кивнула в ответ. Она знала, что ее согласия не требовалось, да Савелий его и не ждал.
– Как тут вообще народ поживает, а? – поинтересовался сын спустя пять минут.
– Да так, потихоньку, – ответила Ольга Сергеевна. – Я тут с соседями познакомилась, которые дом напротив купили.
Савелий Орлов пристально взглянул на мать, но та была увлечена вязанием.
– Еще, знаешь, поругаться немного пришлось, – добавила Ольга Сергеевна. – Другие соседи, которые рядом с ними, вздумали детей своих на наш участок запускать. Те носились как угорелые, ветку смородины сломали.
Она ждала реплики сына, но Савелий молчал.
– Пошла я к их бабушке, – продолжала Ольга Сергеевна, – а она мне: «Знать ничего не знаю». И хихикает. Противная такая старуха, честно тебе скажу. Я ей про ветку смородины, а она в ответ: «Вы злитесь, потому что ничего у вас с почтальоновым домом не получилось». Нет, ты представляешь? Я ей про Фому, а она мне про Ерему. При чем здесь вообще соседский дом, если ее внуки через наш забор перелезают, а?
Савелий встал и прошелся по комнате. Ольга Сергеевна продолжала вязать.
– Значит, с домом у нас ничего не получилось… – недобро протянул Савелий. – Здорово. Просто здорово! Ты, что ли, мать языком растрепала?
Ольга Сергеевна подняла на него глаза. Сын стоял напротив, набычившись, опираясь ладонями о стол. «Точно, на быка похож», – машинально отметила она, не отводя взгляда.
– Ты, Севка, во-первых, думай, что говоришь, – сухо осадила она сына. – «Растрепала»… К Лизке своей так можешь обращаться, а мне подобных слов не говори. Во-вторых, я здесь ни с кем не разговаривала. И без меня все соседи знают, что ты дом хотел купить, да его перекупили. Посмеиваются, конечно. Только тебе-то что? Почему ты так злишься? Подумаешь, дом не купил… Ну так купили этот, и слава богу.
Про «слава богу» она, конечно, слукавила, и вранье ее лежало на поверхности: сын прекрасно знал, что мать ненавидит и деревню, и их обустроенный дом. Но он не обратил на ее последние слова внимания. Как она и думала, его интересовало только одно.
– Значит, смеются… – забормотал он, злобно косясь в окно. – Понятно, кто тут языком чешет. Новые хозяева, значит, радуются… Посмотрим, сколько вы радоваться будете!
Он вышел из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь. Ольга Сергеевна с облегчением отложила вязание, которое ненавидела почти так же сильно, как и дом.
В субботу Виктор отправился «наносить визиты» к состоятельным соседям, а Тоня осталась дома. Она чувствовала себя плохо, причем без внешней причины. Походив бесцельно по комнатам, она решила зайти к бабушке Степаниде – попросить у нее рецепт печенья, да и просто пообщаться, узнать, как дела. Ей нравилась словоохотливая старушка, нравился ее старый, чистенький домик, и она всегда старалась узнавать, не нужно ли чего бабушке Степаниде в Москве. Но та лишь благодарила и объясняла, что если ей что и нужно, то всегда может Женька съездить, Тоню ей беспокоить не хочется.