Время собирать камни. Очерки

Они ходили по шахматовской поляне вдвоем – Станислав Лесневский и художник Юрий Васильев. Что делать? Что делать? Не за что зацепиться глазу. А ведь предполагается в августе (1970 г.), в первое воскресенье августа, провести здесь большой литературный праздник. Объявлено, приглашены люди из Москвы, из Солнечногорска, из сел и деревень. Пусть соберутся люди, пусть приедут писатели и поэты, пусть зазвучат слова о Блоке и стихи Блока, прекрасно. Но где, как? С какого места читать? Где разместиться публике? На месте бывшего дома непроходимые заросли: деревья, кусты, крапива. Поляна поодаль, но она безлика, неорганизованна. Представьте себе – соберутся люди, они будут искать хоть какую-нибудь зацепку для глаза, для сознания, для сердца. Не пень же гнилой среди крапивы, не плакатик же на черенке: «Здесь рос тополь, который осенял блоковский дом»?

Юрий Васильев ходил-ходил в задумчивости и вдруг просветлел лицом:

– Я нашел. Нужен камень.

– Какой камень? – не понял сперва Станислав художника.

– Большой, хороший. Точка опоры. Привезти откуда-нибудь и положить на поляне. Камень – это нечто прочное, внушительное, незыблемое. Надо искать.

Первой мыслью было найти тот камень около Рунова, на котором Блок начал свою поэму «Возмездие». Это было бы просто великолепно. Стали расспрашивать местных жителей.

– Под Руновом? – размышлял спрошенный осинковский житель. – Под Руновом не знаю, а вот «Святой камень» есть. Но только не под Руновом, а около Праслова леса в овраге.

– Почему святой, что значит святой?

– Может, с неба упал. Или молились около него в старину, еще до церквей. Говорят, что растет…

– Кто растет?

– Камень. Век от веку больше делается. Проверить, конечно, нельзя, потому как один век живем… Но камень большой, огромный.

– Как нам его найти?

– Перейдете, значит, овсяное поле и держитесь края леса, потом будет овраг… Да нет, вам не найти. Пойдемте уж, покажу…

Камень оказался – всем камням камень. Он лежал на склоне оврага, заросшего лесом. Такие лесные овраги называются еще буераками, по крайней мере у нас, во Владимирской области. Трудно вообразить, чтобы в столь густом лесу с кустарником собирались вокруг камня люди в языческие времена, как о том догадывался осинковский мужик. Но и то верно, что в далекие времена здесь мог быть чистый склон, ровный, зеленый, обращенный к солнцу. Ландшафт меняется очень быстро. Вот Льва Толстого хоронили на чистом высоком месте с прекрасным видом во все стороны, а теперь могила его – в лесу. А и века-то не прошло.

Обошли камень вокруг, оглядели, увидели, что боковая поверхность его изборождена глубокими складками, которые при известной доле воображения складывались в черты человеческого лица, словно камень лежал здесь на склоне оврага и век за веком о чем-то мучительно думал.

– Десять – двенадцать тонн, – прикинул своим точным художническим глазом Юрий Васильев.

У Станислава мысль работала в практическом направлении.

– Не представляю, в какую организацию надо обращаться, чтобы перевезти этот камень в Шахматово. И сколько это будет стоить? И сколько времени они прокопаются? И кто нам даст деньги?

– Полная безнадега. Ни одна из организаций, которые я сейчас про себя вспоминаю, за такую работу не возьмется. Деньги – по безналичному расчету. Значит, нужны две организации. Одна – работать, другая – платить. Поиск таких организаций, переписка между ними, всяческие согласования и оформления, составление сметы, само производство работ будут тянуться неделями, если не месяцами. Ну в самом деле, кто, не Союз же писателей возьмет на себя перевозку этого камня? Надо еще доказать целесообразность его перевозки. Практический смысл. Ведь то, что мы надумали, – чистая лирика. Восстановление шахматовского дома пробить легче, чем этот камень. Нет, полная безнадега.

– Подожди. Помнишь, мы видели на Таракановском шоссе автокран? Они там производят какие-то работы.

– Ну и что? Сейчас они бросят свою работу и поедут за десять километров тащить этот камень…

– Может, и поедут. Живые же люди. Если их там трое – десятку… Не обеднеем.

К вечеру того же дня камень (в нем оказалось действительно двенадцать тонн), покачиваясь на перенапряженной стреле автокрана, стронулся со своего многовекового места и поплыл вверх. Потом он совершил небольшое путешествие по полевой дороге и был бережно опущен на траву, на мелкие летние цветочки, на склоне покатой, похожей на амфитеатр поляны. Молились около него язычники или нет, предназначалось ему с этого дня служить подножием для поэтов и для всех, кто захотел бы сказать о Блоке, прочитать стихи о Блоке или прочитать самого Блока. «Святой камень» становился блоковским, Шахматовским камнем, камнем памяти и поэзии.