Время соборов. Искусство и общество 980-1420 годов

Подобно тому как раньше это делали короли, Божий мир

[56] обеспечивал особую защиту наиболее хрупким, уязвимым элементам христианского мира. Сам Господь охранял теперь неприкосновенность храмов и окружавших их территорий, служителей церкви и, наконец, бедняков. Отныне любого осквернившего обитель Божию или напавшего на слабого будут предавать анафеме и извергать из сообщества верных, пока тот не принесет покаяния. Он примет на себя Божий гнев, гнев невидимого Владыки, повелителя ужаса, способного разбудить и в этом, и в том мире все силы страха.

Я никогда не посягну на церковь, помня о том, что она находится под защитой; я не разорю винные погреба, находящиеся в церковной ограде. Я не нападу ни на священника или монаха, если у них не будет оружия, ни на сопровождающего их человека, если у него не будет копья и щита. Я не украду ни быка, ни коров, ни свиней, ни барана, ни ягненка, ни козу, ни осла, ни вязанку хвороста, которую он несет, ни кобылу, ни ее необученного жеребенка. Я не схвачу ни крестьянина, ни крестьянку, ни купцов. Я не отберу у них деньги, не буду принуждать платить выкуп. Не разорю их, вымогая их сбережения под предлогом, что деньги понадобились сеньору для ведения войны.

Вот некоторые из клятв, которые в 1024 году был обязан принести рыцарь на одном из таких собраний; нарушить их означало очертя голову ринуться в лапы демонов.

Первым результатом этих законодательных изменений оказалось отмежевание от остального общества некой группы, представавшей в глазах Церкви как сборище всегда воинственно настроенных людей, из-за которых в мире царил беспорядок. Людей, от которых необходимо было защищаться, чью разрушительную силу следовало ограничить при помощи духовного воздействия, внушая им страх гнева Божия. Этой категорией людей, к которым относились как к врагам, которые, в соответствии с принципами примитивного дуализма, насаждаемого христианскими верованиями, олицетворяли армию зла, было рыцарство. В своей епархии епископ Иордан Лиможский отлучал рыцарей, проклиная их оружие и лошадей — орудия, при помощи которых они сеяли смуту, и знаки их положения в обществе. В каком-то смысле положения Божия мира способствовали более четкому определению группы воинов, класса, который разложение королевского могущества, перераспределение власти и сеньориальные доходы отделили от других мирян, наделяя особыми обязанностями и признавая за ними особые привилегии. Эти обязанности были той функцией, которую выполняли короли как военные вожди. Привилегии же не отличались от тех, которыми обладал любой правитель.

Что касалось остальных, закабаленной массы, безликой толпы, согнувшейся под тяготами забот о пропитании, Церковь заявляла, что эти люди находятся под ее особым покровительством. То есть в особой от нее зависимости. Собрания, на которых провозглашался Божий мир,

были на самом деле спектаклем, разыгрывавшимся на глазах отупевшего народа, борьбой за власть и приносимые ею выгоды. Епископы и аббаты, как, например, Адальберон Ланский и Герард Камбрейский, принимавшие в штыки насаждение Божия мира, или те, что, наоборот, поддерживали его, представали как заместители потерявших могущество королей. Так был положен конец осуществленному каролингскими государями смешению вечного и преходящего, на которое ссылались монархи 1000 года, распределяя церковные должности, собственноручно перенося раки с мощами и основывая новые базилики. Прорыв феодальных сил разделил в реальной жизни власть над мирскими и церковными делами. В господствующем классе произошел раскол между теми, кто был занят войной, и теми, кто посвятил себя молитве. Первые больше не были облечены духовной властью и не обладали магической силой. Духовенство взяло на себя харизматическую миссию, принадлежавшую королям.