Помнит ли отец ту игру? Он мельком бросил на него взгляд и тут заметил катившиеся по щекам слёзы, терявшиеся в жёстких складках у губ.
Сыновья привезли еду, как и прежде, все уселись за длинный струганный стол, накрытый заляпанной скатерью. Старики с жадностью накинулись на куски мяса, не притрагиваясь к ножам и вилкам, ели руками. Охрана, согласно инструкции, первым делом изъяла столовые приборы, мало ли что взбредёт в голову сомнамбулам, и в лагере от них давно отвыкли.
- Эх, брат, - сказал старший сын, перехватив взгляд младшего, - надо принять их такими. Они же нянчились с нами, агукавшими и носившими подгузники. Теперь наш черёд.
- Ты себя уговариваешь? - огрызнулся младший. - А меня не надо, я сыновний долг помню. Только что будет, когда мы станем такими же? И случится это, возможно, скоро.
Отложив вилку, старший посмотрел сосредоточенно.
- Станем, так станем, - твёрдо произнёс он. - Всё равно деваться некуда. А стариков я не брошу, будем пока жить как раньше. - Помолчав, он добавил: - А на тебя, если уйдёшь, не обижусь, тут каждый сам решает.
Младший пожал плечами.
- Да нет, я остаюсь. Сам же сказал, идти всё равно некуда.
Старший, отломив хлеба, предложил отцу.
- Хорошо. А позже надо Неклясова навестить, он тут один остался.
Сашок Неклясов, первый из заболевших, тоже никуда не выезжал из своей хижины. Отсутствие других сомнамбул, схлынувших в одночасье, он не заметил, как не замечал раньше их присутствия. Он жил, как и прежде, своей жизнью, пребывая в скорлупе своего сна. Но появление детей Варгиных, с которыми он вырос, сколько раз вместе рыбача на взятом без спроса баркасе их отца, пробило брешь в глухой стене его снов. Воспоминания, одно ярче другого, вдруг ворвались в его сознание осколками какого-то другого, давно виденного сна. В этом сне Неклясов был подростком, Сашком, которого спивавшиеся родители, едва ворочая языком, посылали в магазин за водкой: "Давай, Сашок, сгоняй на посошок!" Они рассыпались пьяным смехом, а он стыдился их, зажав деньги в потном кулаке, по дороге в город давал себе клятвы никогда не быть таким же, не брать в рот и капли спиртного. Но жизнь взяла своё. И уже на похоронах отца, мать умерла следом, напился до чёртиков. Неклясов сидел перед тёмным, давно потухшим экраном, положив на колене пульт от телевизора, и ему казалось, что он смотрит какую-то передачу. Да так оно и было. В его сне говорящие головы рассказывали о чём-то, важно кивая друг другу. Как и раньше. Они всегда говорили одно и то же. И всегда лгали.
- Он не узнаёт нас, - войдя без стука, сказал младший сын Варгиных.
- Ничего удивительного, - выкладывая на стол продукты, шёпотом произнёс старший, - Сколько всего произошло, мы тоже его с трудом узнаём.
Вдруг Неклясов встрепенулся. Окинув взглядом стол с разложенной на тарелки снедью, отложил на пол пульт, и, поднявшись, достал из комода бутыль самогона. Вслед за ней на столе появились три гранёных стакана. Сколько раз он делал это? Никто бы не мог сказать. Но вполне достаточно, чтобы это въелось у него в плоть и кровь.
- А ты говоришь, не узнаёт, - рассмеялся старший брат. - Ну, не стой истуканом, разливай!
Сон как сон. Разве в нём нельзя напиваться?
Однако семья Варгиных, принявших судьбу с достойным восхищения смирением, была исключением. К прошедшим лагерь относились, как к чужим, прокажённым, их отводили в церковь, которую священник, действительно, переоборудовал в лазарет.
- Тут приоритет одиноким, - встречал он родственников, в марлевых повязках, которые подгоняли сомнамбул лыжными палками, упирая их остриём в спины. - Мне со всеми не справиться. Может, передумаете?
- Нет уж, святой отец, взялись за дело, так доводите до конца. А иначе будут по улицам шляться - домой мы их всё равно не пустим.
Священник брал вновь прибывшего за руку.
- Хоть едой помогите, - оборачивался он к родственникам, отводя лунатика в храм. - Мы тут голодаем.
- Все голодают. Но чем сможем, поможем.
Тех, кто держал слово, были, однако, единицы. О сомнамбулах, которые были когда-то родственниками, а, став другими, стали никем, даже не людьми, а чёрт знает кем, забывали, выйдя за церковные ворота.
- Какие же чёрствые, бездушные твари! - возмущался учитель, помогавший священнику. - Хуже сомнамбул, потому что всё осознают. И надо же выкидывать такое! Нет, в сомнамбулизме есть свои положительные стороны - так бы и прожили бок о бок в мелких ссорах и грызне, даже не подозревая всю меру своей ненависти. А на поверку-то вон что вышло! - Он всё не мог успокоиться. - И знают ведь, что девять из десяти шансов самим заболеть, а надеются, рассчитывают, выгадывают. Нет, святой отец, мерзок человек, и не жалко, что сомнамбулой станет. Но и тут им поблажка - кто заметит их сомнамбулизм, когда кругом все такие? Как не замечали раньше их подлости, потому что тоже по себе мерили. А может, они уже не ведают, что творят? Как сомнамбулы? Может, были ими всю жизнь?
- Ну, не все, - прервал его священник, - хоть и мало других, как тех, здоровых, к которым зараза не липнет.