Время Сомнамбул (СИ)

Болезнь проходила внезапно, обрываясь, как сон в летнюю сушь. "Надо бы выпить, - первым делом подумал Сашок Неклясов, обретя ясность сознания. Он провёл языком по пересохшим губам: - Надо обязательно выпить". Неклясов мучительно вспоминал, как провёл вчерашний день, пытаясь заполнить чёрный провал в памяти, но мысли путались, и он остановился на том, что напился в какой-нибудь рюмочной. "И наверняка, не одной", - с улыбкой подумал он, заболевший первым. Лунатизм не оставлял по себе никаких следов, исчезая, как лужа на солнцепёке. Один за другим из путешествия по лабиринтам сновидений, лунатики возвращались в город, в котором хаос сменяла упорядоченность. Будто ничего и не было. А может, ничего и не было? Только разросшееся кладбище напоминало о произошедшем, но горожане, перебирая впоследствии тех, кто не пережил сомнамбулизма, старались о нём самом не говорить. В первые дни после ухода болезни младший Варгин, чудом оставшийся в живых, бегал по улицам с безумными глазами и, хватая за рукав, рассказывал каждому встречному, что произошло. Он захлёбывался словами, то и дело сбиваясь на рыдания.

- Этого не может быть! - не верили ему, едва удерживаясь, чтобы не покрутить у виска. - Это же сумасшествие.

- А это?

Он указывал на разрушения, грязь, трупы, что было очевидным доказательством его правоты, но и тогда, глядя на то, во что превратился город, его удивлённо спрашивали: "Неужели, это произошло с нами?" Не со мной, а с нами! Каждый не хотел знать о своём участии, радуясь, что это навсегда останется тайной. Они воскресли, родились заново, и это было главным. Они радовались до спазмов в горле, что болезнь отступила, хотя в глубине знали: прежними им уже не быть.

Узнав о благоприятном исходе эпидемии, губернатор срочно распорядился убрать кордон, а стоявшим там военным занять город. Солдаты с угрюмыми лицами быстро очистили улицы - разгребли горы мусора, в полном молчании вырыли общие могилы, куда наспех перетащили разлагавшиеся, изъеденные крысами трупы. Сапёрное подразделение кое-как восстановило церковь, уничтожив в ней следы боёв. Насколько это было возможно, облик города обретал прежние черты. По отношению к горожанам губернатор теперь был настроен, насколько это было возможно, даже дружелюбно. Встречаясь, он тепло жал им руки, поздравлял с избавлением от болезни и уверял, что теперь им нечего опасаться. О недавнем прошлом, как и все, участвовавшие в молчаливом сговоре, он упоминал лишь вскользь, осторожно подбирая слова. Про себя он даже оправдывал перенесших сомнамбулизм. Запираясь в своём кабинете, он неторопливо выкуривал трубку пахучего табака, сквозь облако окутавшего его сизого дыма глядел в овальное зеркало, висевшее напротив губернаторского кресла, видел в нём постаревшего, измождённого мужчину, и, время от времени почёсывая мундштуком подбородок, думал:

"Мораль, отделяющая добро от зла, в каждом обществе своя. А к лунатикам она и вовсе неприменима. Её категории, и без того расплывчатые, принадлежат другому миру. В мире сомнамбул их нет. Какие драмы разыгрывались в их сознании? По каким сценариям? Это загадка. Как и сам сон. И к нему неприложимы наши законы, наши представления о том, что допустимо, а что нет. Да, они натворили много ужасных вещей, прямо скажем, не укладывавшихся в голове, от которых просто мороз по коже, но во всём виноват чёртов вирус! А человечество? Разве ему нечего стыдится? Концлагеря, расизм, тотальное уничтожение слабых. Или оно совершало это во сне? Может, вирус сомнамбулизма не приходит извне, а таится внутри каждого, как туберкулёзная палочка, время от времени, вспыхивая чудовищной эпидемией? Можно, конечно, отнестись к вирусу, как к войне. Но разве её развязывают не люди? И разве на ней убивают инопланетяне? Нет, все эти проявления наши, и только наши, присущие человечеству. Какие обстоятельства благоприятствуют этому? Сложившийся образ жизни? Неограниченное потребление? Повсеместно культивируемый индивидуализм, который на самом деле, ни что иное, как неприкрытый эгоцентризм? Отсутствие ответственности перед потомками? Всё это вместе, или что-то ещё? Тогда как это изменить?"

На последние вопросы у губернатора, естественно, не было ответа, и, как человек практический, он гнал их от себя. К тому же допустить их, значило сомневаться во всём окружавшем, в человеческой добродетели, искренности религиозных конфессий, в прогрессе, наконец, чёрт возьми. А это было уже слишком. Да, это было уже из разряда необоснованных сомнений. В конце концов, ничего другого нет, и, очевидно, не будет. Да, ничего просто и не может быть, всё идёт своим чередом, неизменным, как времена года. К тому же вирус побеждён. Во всяком случае дал передышку, которой, надо надеяться, на его губернаторский век хватит.