Время своих войн-1

   - Помнишь, говорили о тех, "кого на кладбищах не хоронят"? О давнем проекте генштаба? О тех, кто везде пройдет, в каком бы это из миров не было, в каком угодно времени? Ты можешь себе представить, чтобы клоун с женой-карлицей, ребятишками, собачками, крысами и кучей всяких веселых вещей перевозил через границу ракеты "земля-воздух"?.. Я тоже - нет. А даже, если смог такое вообразить, если не решил, что это дурной фильм режиссера-извращенца, принялся искать, то не нашел бы. Потому как, тут - цирковая магия. Существует множество приемов отвлечения - мелких, веселых, затейливых, вроде бы не обязывающих, но продраться через частокол которых, увидеть, что за ним скрывается, невозможно. Потому как, это не за заборами, а под носом, уже наложен гипноз, магия, подменена атмосфера, ты уже ребенок и видишь спектакль детства, хотя и не осознаешь это. Всякая бомба, даже атомная, реквизит человеческого спектакля. А обслуживать ее оставь либо актерам, либо реквизитных дел мастерам...

   - Но...

   - Никаких боеголовок! - враз успокаивает Мишу, свято верующего, что Сергей-Извилина - человек без тормозов собственных возможностей - способен "сызвилить": все достать, и в том числе некое "ядерное".

   - Надежен?

   - После всего, что он в этой жизни натворил?

   - В жизни?

   Сергей чуточку думает и поправляется.

   - В работе. Но разве это не одно и тоже?

   И Миша с ним соглашается. Давно не разделяют жизнь и работу. Сама работа стала жизнью.

   - Он в этом не засахарился, - поясняет Извилина. - И никогда не уходил. Просто не умеет плохо.

   И Миша подумал, а сколько у Сергея еще таких источников, разбросанных везде, где только может устроиться талантливый человек? Которых не угадать посредственностям, не взять на учет, как опасных. А ведь на шоу, случается, приходят не маленькие люди, реквизит клоуна, а тем более какого-нибудь фокусника, может быть опасным в своей непредсказуемости. Клоун может целиться из игрушечной пушки, и по закону мирового театра, она может один раз выстрелить. И еще подумал - а ну как и их в Европу собирались отправлять схожим образом? Но тут же отбросил эту мысль как сумасшедшую.

   - Так значит, или в церковь или в цирк? - растерянно и чуточку смущенно улыбается Миша. - Жаль Сашки нет - вот послушал бы!

   - Там и здесь собственное присутствие основывается на вере, что это необходимо. Но те и эти могут ошибаться. Хотя все одинаково - либо в монахи, либо в клоуны.

   - Что общего-то? - удивлялся Миша.

   - Клоун - это монах в миру!

   - Что-то я не замечал.

   - Много шутов средь твоих знакомых?

   "Петька!" - думает Мища и тушуется. Петька-Казак таков: брось в воду, чтобы утопить - с рыбой в зубах вынырнет, уху сварит, ею тебя попотчует и рыбой костью заколет. Найдет как совместить законы гостеприимства со справедливостью, как шутку отшутит.

   - Я о настоящих говорю. Если клоун - не ремесленник. Большинство же таких, которые пришли ради выгоды или по недоразумению - случайные. Как везде. Во всем есть настоящее и приблудное.

   - Настоящего всегда меньше, - понимающе говорит Миша

   Сергей кивает. В Мише что-то от ребенка, но уроки, что для взрослых, что для детей, только тогда имеют смысл, когда знание отыскивается, новая мысль становится собственной, вживает в шкуру мозга.

   Миша тайком пишет литературные этюды - дальше этюдов у него дело не заходит, не получается рисовать большее. Этюды похожи на наброски карандашом какого-то художника, который никак не может определиться - что должно составить полотно. Есть у него этюды по каждому из контрактов, а также и не контрактам вовсе, командировкам согласно долгу.

   Михаил Юрьевич Дроздов - "Этюды о Пномпене"

   /зарисовки о Кампучии военного периода/

   1.

   Пномпень. Каменистый остров среди разлива рисовых полей. Город пальм и велосипедов. Ослепительное обжигающее солнце. Мгновенно темнеющие от пота рубашки. Любопытные взгляды. Улыбки. Встречи. Стихийные митинги дружбы. Только что под окном расстреляли девятерых...

   - Теперь мы в расчете? Хорошо?..

   Не знаю, хорошо ли. Ошиблись на двоих и не в свою пользу. Считать не умеют? Мы потеряли семь наших. Тот кхмер и вьетнамец были не известно чьи. Пытаюсь объяснить...

   Говорят - ничего. Теперь это не имеет никакого значения.

   Действительно, теперь это не имеет никакого значения.

   - Ну, так как? В расчете? Мир? Дружба?

   Соглашаюсь. Пусть будет мир. Пусть будет дружба...

   2.

   Пномпень. Тропический час. На улице никого. Нет даже мальчишек. Жарко и скучно. Будка укрытая пальмовыми листьями. Автомат на крючке. Снимаю. Отстегиваю рожок. Выщелкиваю патроны. Патронов два. Теперь два. Завтра будет один. Послезавтра ни одного. Если не пришлют смену. Один патрон - одна горка риса на зеленом листе.

   3.

   Дети как дети. От 12 до 14 лет. На нас смотрят настороженно. Но когда на кого-то из них показываю пальцем, улыбаются.

   - Сколько? - спрашиваю.

   - Этот - 32.

   - А тот?

   - 57.

   - Ого! - говорю.

   - 37... 42...

   Одного пропускаю. Обижаются.

   - Не меньше 140! - говорят.

   - Сколько-сколько?

   - Сто сорок! - повторяют с гордостью. - А может и больше.

   Останавливаюсь, смотрю. Пытаюсь понять, чем этот отличается от других. Мальчик улыбается.