Время своих войн-1

   Вечные конкуренты: Мишка - штатный пулеметчик, по прозвищу "Беспредел" (он же "Третий номер") и номер "Второй" - Сашка-Снайпер, в самом деле - снайпер, под известным среди подразделений прозвищем "Гвоздь" - за умение забивать гвозди пулей - "центровые" Командира, который держит их при себе в качестве дальней огневой поддержки группы, ее главные козыри, на случай, если что-то пойдет не так, взяв из под ската крыши бани ореховые удочки, идут соревноваться, кто больше настебает рыбы, пока всех снова не призовут париться. Сам "Командир" - "Первый номер", предоставляя всему идти собственным чередом, дремлет подложив веник под голову. Остальные спорят.

   - Кто кого обловит? Опять Сашка Мишу обставит?

   - Александр Михаила обловит, - подтверждает Седой (а это значит, что так и будет).

   - Почему?

   - Потому как он званием старше! - острит Замполит.

   - Он ростом меньше и удочку взял правильную, - сердится Седой. И больше не объясняет, будто с этого все понятно.

   - То-то! Размер завсегда имеет значение! - радуется Петька-Казак, и тут же принимается рассказывать, как после "Сербской" решил прогуляться и, бегая от злых венгров (бывают же такие больные на голову полицейские!), забрел в Австрию и там долго питался только рыбой. Хвалил рыбу и австрийские законы. В одном месте "докопались" - спросили документы, а Казак им сразу же про то, что они - скрытые фашисты, что это они его преследуют по расовым мотивам, что он "есть еврейский индус путешествующий". Про индуса они даже не дослушали - так напугались за "фашистов", документы забыли спросить, сразу же стали предлагать - чего бы ему доброго сделать, не нуждается ли в чем? Казак к тому времени действительно так загорел и обветрился, что мог и за африканца сойти, только уже линялого, потасканного, как большинство европейских.

   - Ну, ты и дока, однако... Точно из казаков? - с подозрением косится Леха. - Однако, бздец Европе, если Турция в нее войдет! - мрачнеет он. - Эти быстро перехватят, что на этом деле можно зарабатывать. А если в Турции свои национальные евреи есть, если и они туда хлынут - полный трындец будет.

   - Я, может быть, тоже еврей! - с вызовом говорит Петька. - На бздец Европе готовили? Вот и приближаю!

   - Ты, если и еврей, то еврей правильный - русский еврей - тебе за Россию больно, и воюешь ты не ради того, чтобы мошну свою набить, - говорит Замполит.

   И, словно на всякий случай, вглядывается пристально. Петька под его взглядом задирает подбородок - поворачиваться так и этак.

   - Какой ты еврей! - отмахивается словно от надоедливой мухи Леха. - Евреев на Руси не по носам меряют, а по поступкам. Поступки твои не жидовские, а даже наоборот - значит, русский ты! И не мельтеши!

   - Действительно, - принимается урезонивать Седой. - По-русски более или менее изъясняешься? За Державу обидно? Русский! Зачем в евреи хочешь записаться?

   - Они - умные!

   - Они - хитрые! - взрывается Лешка. - Извилину спроси! Ум и хитрость две разные категории. Вернее, хитрость - это категория, а ум... Или наоборот? Не помню. Извилина проясни вопрос!

   - Не могу, - честно говорит Сергей-Извилина, - вы что пьяные - на Москву сорветесь. Догоняй потом, урезонивай...

   - Действительно, - говорит Георгий, - о евреях не натощак. Завязывайте! Язва будет. Стол хороший, зачем к столу то, что не переваривается?