Время своих войн-1

   "Государственная Дума Российской Федерации разрешила взрослым вступать в половые сношения с детьми, которым исполнилось 14 лет. (До этого момента возраст половой неприкосновенности ребенка, оговоренный в ст. 134 УК РФ, был 16 лет.) С 16 до 14 лет понижен и возраст, с которого можно начинать развращать детей (ст. 135 УК РФ), не боясь быть за это наказанным. Против этого закона проголосовал только 1 (один) депутат. За -- 280. Еще 170 депутатов отсутствовали и не приняли участие в голосовании. Есть сведения, что закон пролоббирован высокопоставленными педофилами..."

   (конец вводных)

   --------

   Жаждущий воды на свое поле, копать будет по старому сухому руслу, а не поведет новое. Разговаривали не "по-городски", не на телевизионном омертвленном наречии последних лет, въедавшемся в людей вроде язвы, а на природном - русском. Проскальзывали тональности Севера, певучесть Поволжья, и псковско-белорусский диалект, который сохранился лишь в тех местах, где так и не привился обычай пялиться в мерцающий выхолащиватель речи и смысла. Потому от "братчины" впитав природного, находясь в Москве или других крупных городах, ощущали себя как на чужом, не в живом русском поле, а средь жизни, словно бы изъятой, вывернутой и завернутой в целлофан, где половина мужиков ходила с видом, будто у них месячные, и закончились прокладки, еще одна, малая часть, напоминали людей, что держатся за счет сохранившихся у них ключей от сгоревшего амбара - лишь они придавали им уверенность неосознания, третьи... Третьих почти не видели. Но едва ли не все выговаривали слова, значения которых не вполне понимали, оттого еще более пустыми, "телевизионными" казались и заботы их. Их теленяни, без устали лепя новую модель мещанина, или, что вернее - "телемещанина", случайно ли, нарочно ли, но не придерживались ни русской речи, ни обычаев, - дикторы, начиная передачи, уже и не здоровались (что совсем не по-людски), штопали пустоту собственных речей чужими краткомодными словами, стараясь этим придать значимость. Телевидение вдалбливало новую модную фразу, то о "местах благоприятного инвестиционного климата" (а разуму незамутненному слышалось истинное значение: - "клизма и климакс"), то... Через месяц приходило время новой модной фразе, потом следующей... Сути они не меняли - их предназначение было служить дымовой завесой истинных действий.

   Но уничтожение народов идет через язык. Это непреложно. Именно в языке содержится основная родовая память, чем больше в него заложено, тем сильнее он обогащает человека духовно. Уничтожение живого русского языка, столь ярое в последние два десятка лет, сложилось явлением не историческим, не случайным - целенаправленным! И самое мерзкое - это осуществлялось и продолжает ресурсами самой России, силами новых владык государства. 

   Люди в бане, словно отмывались от всего, от того, что было и будет, загодя наводили такую чистоту, чтобы к ней не липло.

   Не уходили в утрирование, не "заговаривались до полной диалектики" (как подшучивал Замполит), не было про "чапельник" на "загнетке", как в северной части области, или уже "шостаке" - как звали "загнетку" южные псковские, суть друг дружке разъясняли: "подай-ка мне ту рогатую херовину, называемую ухватом, я тебя ею по спине вытяну". О всем только так: чтобы красиво и самих себя понимать. И музыка речи, свойственная месту, сперва как бы шутейно, помаленьку, но начинала проскальзывать, лезть в щели средь заскорузлого омертвевшего. Инстинкты ли подстраивали под слог Седого - хозяина бани, что шкурой и душой прикипел к этим местам, но через некоторое время в речах своих, не замечая того, уже копировали Седого полностью. Являясь ли ему отражением-учениками, но рождали схожее на разные голоса, и из всех речей, если собрать и музыку, и смысл, мостился такой ряд, словно писал его один человек.

   Знали за собой множество имен-прозвищ, помнили - за что "наградой". И это тоже обычай - давать и менять "имена" к случаю, к истории...

   Словно в старом "классическом" разуме люди. Когда спорили, и жестко, вовсе на "вы" переходили. Что-то типа: "Вы, блин, ясно солнышко Михайлыч, сейчас полную хню сморозили..." А если разговор выпадал за некие условные рамки, опять обращались к друг другу исключительно уважительно: Иваныч, Семеныч, Борисыч... Неважно что в этом случае склонялось - имя или фамилия. Звался ли Романычем Федя-Молчун (по собственной фамилии - Романов), а "Миша-Беспредел" Михайлычем по имени...