Читаем Время таяния снегов полностью

— Да, да, — согласилась Маша, — это получилось, но вместе с тем есть и какая-то необычность, украшающая рассказ. Поверь мне, что это только к лучшему. Я имею в виду, что у тебя своя манера…

Ринтын опять был недоволен.

— Я еще ничего не сделал, а ты уже толкуешь о какой-то манере. Прошу тебя, скажи четко и прямо: как я написал?

— Я тебе говорю о том, что чувствую. Толя, — мягко ответила Маша. Отнеси куда-нибудь рассказ. Пусть даже поругают. Что ты теряешь?

Может быть, действительно послушаться Машу и отнести рассказ в какую-нибудь редакцию? А если скажут, что он никуда не годится? Тогда рука больше не поднимется писать. Но, с другой стороны, когда-нибудь все равно придется отдать эти страницы для беспристрастного и строгого судьи. Как же другие пишущие люди отдают свои произведения в редакции? Интересно, испытывают ли они такую же нерешительность, как Ринтын? Как будто нет. В книгах, описывающих жизнь писателей, авторы, наоборот, отличались напористостью и стремлением во что бы то ни стало напечататься… Напечататься и Ринтын не прочь…

Несколько дней Ринтын писал рассказ «Окно». Еще недели две переводил оба рассказа на русский язык, по нескольку раз переписывал их.

Из всех печатных органов он выбрал ленинградскую молодежную газету «Смена». Сначала он было решил отправить рукопись по почте, но как-то неловко пользоваться услугами учреждений связи, живя в том же городе.

Ринтын вошел в просторный вестибюль высокого дома неподалеку от набережной Фонтанки. Разделся и на лифте поднялся на нужный ему этаж. Отдел литературы и искусства он нашел сравнительно легко. В большой комнате с несколькими письменными столами возле окна сидел худощавый мужчина с седеющей густой шевелюрой и что-то внимательно читал. Он поднял голову на вошедшего, кивнул в ответ на приветствие и снова углубился в бумаги. Ринтын потоптался у двери.

— Вам, собственно, кого? — Человек смотрел дружелюбно.

Ринтын, запинаясь, объяснил цель своего прихода.

— Рогова нет, Быстров тоже куда-то вышел, — задумчиво сказал человек и пригласил, отодвинув свои бумаги: — Присаживайтесь. Прежде всего давайте познакомимся: меня зовут Георгий Самойлович Лось, а вас?

Ринтын назвал себя.

Человек перелистал рассказы, пробежал глазами несколько страничек.

— Договоримся так: вы эти рассказы оставите мне, и я с ними познакомлюсь поближе. Вот вам мой телефон и адрес. Позвоните мне в среду на следующей неделе.

Ринтын в некоторой растерянности вышел из редакции и пешком направился на Международный проспект. Лось… Много лет назад Ринтын прочитал повесть о сахалинском гиляке, который шел через лес искать источник музыки. Юноша мечтал увидеть красавицу, потому что голос был дивен и прекрасен, как журчание лесного ручья. Пение переливалось, словно солнечный луч в верхушках сосен, волновало душу лесного жителя разнообразием красок, звуки песни то поднимались к упругому голубому небосводу, то падали вниз и расстилались по земле, по лесным звериным и людским тропам. Это пела девушка. Красивая, добрая… Но вместо девушки гиляку показали зеленый ящик. Подняли крышку, под ней оказался вращающийся черный диск, схожий со срезом обгорелого пня, гладкая, похожая на птичью, металлическая шея и иголка, которая касалась черной пластинки и добывала женский голос. Это было настоящее чудо. Гиляк запустил руку внутрь патефона, но ничего в нем не нащупал. А девушка пела, и в ее голосе были такая тоска и зов, что гиляк, не задумываясь, пошел ее искать через море, пролив, через густую тайгу, железную дорогу, через большие города и малые селения, через реки, горы, долины, пока не пришел в чудесный город Ленинград. Здесь он поступил учиться и все мечтал увидеть красавицу, чей голос пел из ящика в сахалинской тайге. Однажды на концерте ему показали пожилую, густо набеленную женщину. Она пела ту же песню. Когда гиляку сказали, что это ее голос записан на пластинке, он не поверил и заявил, что все равно найдет ту самую, которая звала его за собой…

Когда Ринтын читал эту повесть, он испытывал такое же волнение, как при чтении "Оливера Твиста" Диккенса, «Детства», "В людях", "Моих университетов" Горького, стихов Пушкина, Блока и Некрасова… У этого гиляцкого парня была почти такая же мечта, как у Ринтына. Разве не думал он встретить в Ленинграде ту, что снилась?..

Маша встретила Ринтына вопросом:

— Ну, что сказали?

— Ничего. Взял один человек почитать. Георгий Самойлович Лось.

— Кто он? Работник газеты?

— Писатель. Давным-давно я читал его книгу. Услышал фамилию — и даже не поверил, что это он. Мне почему-то казалось, что Лось уже умер. Такой знаменитый писатель…

До назначенного срока было много времени. Ринтын притворялся, что ему безразлично, что скажет Лось.

— Если окажется, что мои рассказы никуда не годятся, тогда я брошу заниматься этим, — как-то сказал он Маше.

Она промолчала. Ринтын обиделся:

— Почему ты молчишь? Как будто тебя это совсем не интересует!..

— Не сердись, Толя, — ответила она, — но я волнуюсь, может быть, больше тебя. Ведь решается будущее.

— Не говори так, — отмахнулся Ринтын.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза