Время таяния снегов

Вскоре ему пришлось отказаться от сытных обедов в портовой столовой и перейти на питание дома. Он брал банку свиной тушенки, полбуханки хлеба, и этого ему хватало на весь день. В кипятке недостатка не было: в бараке с утра до вечера на железной плите стоял бак с водой.

— Почему бы тебе временно до парохода не поступить на работу? — предложил как-то Каврай. — И талоны на еду дадут и на дорогу заработаешь.

Каврай сам сводил Ринтына в портовую кондору.

Начальник отдела кадров внимательно выслушал Ринтына.

— Мы тебе поможем, молодой человек, — сказал он, упираясь большими пальцами в зеленое сукно стола, и позвал: — Валя!

В комнату вошла тоненькая девушка.

— Возьмите у молодого человека паспорт и оформите временно тальманом.

Ринтын даже вспотел.

— У меня нет паспорта, — выдавил он из себя. — Есть только справка Улакского сельского Совета. — Он протянул начальнику отдела кадров сложенную бумажку.

— Вам пора получать паспорт, — сказал начальник. — Сегодня же сходите в паспортный стол к Папазяну. Фотография есть?

— Есть, — ответил Ринтын. У него оставалось несколько фотографических карточек еще с того времени, когда получал комсомольский билет.

У кабинета Папазяна долго ждать не пришлось. За столом сидел черный мужчина с выбритыми до синевы щеками и маленькими черными усиками.

— Садысь, — сказал он Ринтыну и улыбнулся. — Паспорт выдадим. Дело за небольшим: необходимы имя и отчество.

Ринтын, ободренный улыбкой милиционера, ответил:

— Но ведь у чукчей нет имени и отчества. Вот меня зовут Ринтын, и все. Скажем, как в древности называли Гомера, Аристотеля и других. Есть и еще один исторический пример: все короли носили имя с номером.

— Ай-ай-ай! Зачем комсомольцу брать пример с королей? Зачем в эпоху социализма мерить жизнь по древним образцам? Раз в паспортном бланке есть соответствующие графы, следовательно, они должны быть заполнены. Если затрудняетесь, могу вам подсказать. Хотите, как Пушкин, быть Александром Сергеевичем? Нет? Не нравится? Думайте, думайте, молодой человек. Рано или поздно вам придется обзаводиться именем и отчеством.

Ринтын лихорадочно перебирал в уме знакомые имена.

— Можно Анатолием Федоровичем?

— Можно, — ответил Папазян. — Так и запишем.

Он обмакнул перо в бутылочку с тушью.

— Подождите! Подождите! — остановил его Ринтын. — Я ведь должен его спросить. Я сегодня же съезжу на другой берег. Он там работает начальником полярной станции.

— Анатолий Федорович! Я его знаю. Сомневаюсь, чтобы он разрешил воспользоваться его именем и отчеством, — улыбнулся Папазян. — Как-никак человек занимает ответственный пост.

— Попробую все-таки, — тихо сказал Ринтын, в душе радуясь предлогу навестить Анатолия Федоровича и Лену.

— Попробуйте, попробуйте. — И Папазян снова улыбнулся.

11

Бухту Ринтын переехал на портовом катере. В отличие от противоположного берега, где крутые сопки начинались у самой воды, здесь берег был низкий и лишь на горизонте виднелись горы. Построек было немного. Высокие радиомачты и метеоплощадка, на которой стояли флюгер и будки, сразу же выдавали полярную станцию.

На крыльце самого большого дома сидела женщина с книгой в одной руке, другой она качала детскую коляску. Ринтын направился к ней, намереваясь спросить, где можно найти Анатолия Федоровича и Лену. Женщина подняла голову, и Ринтын застыл на месте: перед ним сидела Лена!

Некоторое время она пристально смотрела на Ринтына, потом тихо ахнула:

— Ринтын?

Она медленно положила книгу на ступеньки крыльца, встала и подошла к юноше.

— Это ты, Ринтын?

— Я, — пробормотал Ринтын и зачем-то прибавил: — Еду в Ленинград.

— Милый ты мой Ринтын, — ласково сказала Лена, так же, как при прощании, взяла двумя руками его лицо и крепко поцеловала в губы.

Она побежала к детской коляске, откинула покрывало и поманила Ринтына пальцем.

В коляске лежал розовощекий ребенок и сладко спал. Он изредка причмокивал губами, и в это время его редкие белесые ресницы дрожали.

— Это наш сын, — с гордостью сказала Лена, — Володенька!

— Значит, он будет Владимиром Анатольевичем, — грустно улыбнулся Ринтын, вспомнив, для чего он сюда приехал.

— Ну что мы стоим? Зайдем в дом, — засуетилась Лена. Она опустила покрывало на лицо сына и, подхватив под руку Ринтына, ввела его в дом.

Анатолий Федорович сидел в своем кабинете за столом, заваленным бумагами, письмами и телеграммами.

Он долго тряс руку Ринтына, хлопал его по плечу, по спине.

— Смотри, Лена, как вырос! Настоящий студент!

Лена сидела на диване и радостными глазами смотрела на Ринтына.

Вечером за ужином Ринтын рассказал о последних улакских новостях. Лена и Анатолий Федорович наперебой задавали вопросы, интересовались каждой мелочью.

В детской кроватке лежал маленький Владимир и шумно сосал пустышку. Лена часто подходила к нему и каждый раз целовала то его пухлую ножку, то щечку, то ручку.

Лена сильно изменилась. Похудела и вместе с тем как-то раздалась вширь, поступь ее стала степеннее, медлительнее. Анатолий Федорович изменился мало. Только на висках у него прибавилось седины и на переносье залегла глубокая морщина.