Скобка.
Она закрылась.
Драм-машина взорвалась барабанным грохотом прежде, чем Мария-Кьяра открыла глаза и выдохнула последнюю ноту, за которой последовала пошлая синтезированная кода. Люди на пляже узнали ее с первого аккорда.
За дрожью последовал транс.
Платье Марии-Кьяры упало к ногам. Она осталась в купальнике.
Снежно-белом, похожем на вторую кожу.
Мария-Кьяра улыбнулась, шагнула вперед, отступила, разбежалась и…
…нырнула.
Она появилась на поверхности бассейна – с мокрыми, прилипшими к голове волосами и растекшимся гримом, – но это не имело значения. Всех волновал и возбуждал только верх купальника, ставший прозрачным, как в «первоисточнике».
Три телохранителя дружно отодвинулись, и на песок (в тысячный раз) обрушился ворох одежды. Через несколько минут в бассейне бултыхались сто человек, горланя
Самые смелые девушки сняли лифчики.
Но не Мария-Кьяра.
Женщина без возраста.
Не стареют только старомодные шлягеры.
– Я подруга детства Марии-Кьяры.
Темнокожий великан-телохранитель не поверил.
Толпа танцевала на другом конце пляжа под музыку в стиле техно, мало похожую на «мелодии восьмидесятых».
– Может, вы все-таки постучите? Скажете, что фанатка хочет поговорить, ей будет приятно.
Мускулистый гигант снизошел до улыбки – наверное, пожалел «пожилую тетку», – но просьбу выполнил.
– Мадам Джордано, это к вам.
Мария-Кьяра отреагировала мгновенно. Она была в пеньюаре и полотенце-тюрабане на голове, с умытым лицом.
– Ну?
Клотильда не ожидала, что она окажется такой красивой. Подтяжки, липосакция, силикон сделали свое дело, и пластический хирург поработал на славу. «Напоминает машину, переделанную на индивидуальный лад, – подумала Клотильда. – Слегка вульгарная, но оригинальная, гордится своей особостью и привлекательностью. Ей плевать на восторг и замешательство. Какая разница, кем быть – монстром или иконой?»
– Дашь сигаретку?
Телохранитель – он был лет на двадцать пять моложе дивы – нервным движением достал из пачки сигарету, прикурил с видом перепуганного Джона Уэйна[98]
и поднес ее к губам Марии-Кьяры, не зная, куда девать глаза.Сейчас он больше всего напоминал пажа у ног королевы.
– Значит, ты и есть моя последняя поклонница? – спросила Мария-Кьяра. – Надеешься войти? Даже не думай, красавица, я не из тех, кто меняет окрас, когда мужики отворачиваются!
Она расхохоталась.
Пластика и удлиненные к вискам глаза делали ее похожей на кошку. Клотильда почему-то очень не любила слово «пума», но сейчас оно было вполне уместно.
Нет, все-таки тигрица…
– Я Клотильда. Сестра Николя. Помнишь Николя Идрисси?
Мария-Кьяра прищурилась, как будто пыталась вспомнить, хотя Клотильда готова была поклясться, что ее узнали с первого взгляда – выдали побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в облупленную дверцу вагончика.
Мария-Кьяра покачала головой:
– Не помню. Кто-то из бывших?
Вид у нее был искренний. Можно подумать, Берлускони нанимает танцорок в кордебалет за актерский талант. Клотильда пожалела, что не захватила с собой фотографии Николя.
– Лето восемьдесят девятого. И пять предыдущих – начиная с восемьдесят четвертого.
Певица выдохнула дым в лицо телохранителю и заправила выбившуюся мокрую прядь под полотенце. Рукав пеньюара соскользнул к плечу, обнажив татуировку в виде розы в черных шипах.
– Восемьдесят девятого! – изумилась звезда. – Увы, куколка, мы не молодеем. Я тогда была бомбой-сладкоежкой, выбирала парней, как лакричные палочки из пакетика «Харибо», и твой братишка…
– Высокий блондин. Милый. Год ламбады. Он танцевал почти так же хорошо, как ты.
Мария-Кьяра выплюнула окурок, нервно ковырнула краску.
– Прости, дорогуша. У меня пять тысяч фанов на «Друзьях детства», а тех, кто меня тискал, вообще не перечесть.
Наглое вранье! У Клотильды не осталось выбора. Она решилась.
– Я говорю о том, кого нет на свете, Мария. Он погиб на дороге к мысу Ревеллата. В тот вечер, когда вы с ним должны были впервые заняться любовью.
Красный ноготь сломался.
Улыбка осталась холодной.
Браво! Гран-при Венецианского кинофестиваля за лучшую женскую роль!
– Прости, не помню. Я очень устала. Заглядывай как-нибудь. Пока.