Время умирать

— Что это такое? — с подозрением спросила она и уставилась на гору подгоревших черных сосисок, каждая величиной с ее мизинец.

— Не спрашивай, а ешь, — ответил он.

Она осторожно взяла одну и понюхала. Она еще была горячей.

— Ешь! — повторил он и для примера взял одну сам, сунул в рот, пожевал и проглотил.

— Чертовски хороши, — высказал он свое мнение. — Давай!

Она с опаской откусила кусочек. Сосиска лопнула под ее зубами и наполнила рот какой-то жижей, консистенцией напоминающей растопленный крем, а вкусом — шпинат со сметаной. Она заставила себя проглотить это.

— Давай еще.

— Нет, спасибо.

— В них полно белка. Ешь.

— Не могу.

— Ты не выдержишь следующего перехода на пустой желудок. Открывай рот.

Один кусок он клал ей в рот, а потом такой же кусок проглатывал сам.

Когда котелок опустел, она снова спросила:

— А теперь скажи мне, что же мы такое ели?

Но он только улыбнулся и покачал головой. Шон повернулся к Альфонсо, который сидел на корточках рядом с костром и уплетал свою порцию.

— Настрой радио, — приказал Шон. — Давай послушаем, есть ли у Чайны что нам сказать.

Пока Альфонсо возился с установкой антенны, в лагере бесшумно появился Матату. Он принес цилиндр из свежесодранной коры, оба конца которого были заткнуты пучками сухой травы. Он обменялся несколькими словами с Шоном, и тот посерьезнел.

— Что такое? — озабоченно спросила Клодия.

— Матату видел впереди много разных следов. Похоже, впереди полно патрулей. Кто это — РЕНАМО или ФРЕЛИМО, — он определить не сумел.

Клодия сразу почувствовала себя неуютно, придвинулась поближе к Шону и притулилась у его плеча. Они вместе принялись слушать рацию. Здесь, похоже, радиообмен шел намного интенсивней, большинство переговоров проводилось либо на шанганском, либо на африканском варианте португальского.

— Что-то явно затевается, — проворчал Альфонсо, возясь с настройкой. — Они выстраивают патрули в заградительную цепь.

— РЕНАМО? — спросил Шон.

В ответ Альфонсо только кивнул головой.

— Похоже, это люди генерала Типпу Типа.

— Что он сказал? — спросила Клодия, но Шон не хотел слишком уж тревожить ее.

— Обычные переговоры, — соврал он. Клодия успокоилась и стала наблюдать, как Матату, присев на корточки у костра, аккуратно раскрыл цилиндр из коры и вытряхнул его содержимое на угли. Когда же она поняла, что он готовит, то в ужасе застыла.

— Это отвратительно!

Она не смогла закончить фразы и с изумлением и ужасом уставилась на вываливающихся в угли больших извивающихся гусениц. Покрывающие их длинные коричневатые волоски мгновенно вспыхивали и превращались в облачка дыма. Постепенно гусеницы прекращали извиваться и превращались в небольшие подгоревшие сосиски.

Когда она их узнала, то издала тихий сдавленный крик.

— Это не…! — выдавила она из себя. — Я не могу! Как ты мог! О! Нет! Я не могу поверить!

— Очень питательно, — заверил ее Шон.

А Матату, заметив направление ее взгляда, взял одну гусеницу, несколько раз перебросил ее с одной руки на другую, ожидая, пока она остынет, а потом с покровительственной улыбкой предложил ее Клодии.

— Думаю, меня сейчас вырвет, — сказала она и отвернулась. — Я не могу поверить, что я действительно это ела.

В этот момент в рации что-то щелкнуло, и послышалась речь на каком-то гортанном языке, которого Клодия не поняла. Однако внезапный интерес Шона к передаче заставил ее позабыть о том, что ее должно было вырвать от отвращения, и она спросила:

— Это на каком они?

— Африкаанс, — коротко ответил он. — Тихо! Слушай!

Но передача внезапно прервалась.

— Африкаанс? — спросила она. — Африканский голландский?

— Именно, — кивнул Шон, — мы вошли в зону действия радиостанции. Это определенно переговоры южноафриканских военных, скорее всего, пограничный патруль на Лимпопо. — Шон коротко переговорил с Альфонсо, потом сказал Клодии: — Он со мной согласен. Это пограничный патруль. Альфонсо говорит, что они иногда перехватывают такие передачи даже несколько севернее.

Шон взглянул на часы.

— Похоже, генерал Чайна развлекать нас сегодняшним вечером не будет. Похоже, лучше начать паковаться и отправляться в путь.

Шон уже почти встал, когда рация снова заговорила. На этот раз передача была очень чистой, и они могли слышать даже дыхание генерала Чайны.

— Добрый вечер, полковник Кортни. Прости за опоздание, но у меня были срочные дела. Перехожу на прием, полковник Кортни.

В последовавшей тишине Шон даже не сделал движения, чтобы приблизиться к микрофону. Генерал Чайна на другом конце поцокал языком.

— Так и не можешь найти слов, полковник? Ну, да Бог с ним. Я уверен, что ты слушаешь, поэтому хочу поздравить: вы проделали немалый путь. Очень впечатляюще, особенно, если учесть, что мисс Монтерро наверняка изрядно тебя тормозит.

— Вот сволочь, — зло прошептала Клодия. — Кроме всего прочего, он еще и шовинистическая свинья.

— Скажу откровенно, полковник, ты заставил меня удивиться. Нам пришлось перенести нашу заградительную линию дальше на юг, чтобы успеть перехватить вас.

Опять последовала непродолжительная пауза, а затем в голосе генерала послышались угрожающие нотки.