Время великих реформ

Замечания же, сделанные на твой счет княгиней Бенкендорф [364], напротив, доставили мне большое удовольствие, ибо ты знаешь, что я счастлив и горд, когда слышу, как отзываются хорошо о моей обожаемой шалунье, которую я люблю страстно, и принадлежать которой я счастлив и горд. […]

Завтра я надеюсь, что мы сможем увидеться в 2 часа, как обычно, а в четверг нам придется потерпеть до 8 часов вечера. Перед отъездом на охоту завтра вечером в 9 часов я еще рассчитываю сходить в русскую оперу [на] «Фенеллу» [365], куда они тоже собираются, а в среду, вернувшись около 9 часов вечера, я пообещал отправиться прямо в итальянскую оперу, на бенефис Марио.

Я молю тебя, милый друг, отправь мне свое письмо не завтра вечером, а в среду утром по почте, или же вечером с нарочным, чтобы я имел возможность утешиться и узнать твои последние новости. Теперь пора […]

Пойду Богу молиться за нас и лягу как всегда, мысленно прижимая тебя, ангел мой, к своему сердцу.

Твой навсегда.

№ 5. Александр II – княжне Екатерине Долгоруковой

СП. вторник 30 января/11 февраля 1868 года, в 10 ч. утра.

Не обвиняй меня в нежелании, просто у меня не было возможности отправить тебе это письмо сегодня утром. Я люблю тебя больше, чем когда-либо прежде. […]

В 4 часа пополудни.

Хотя я вернулся с прогулки еще в 3 часа, но лишь теперь я, наконец, могу приступить к своему любимому занятию с утра у меня было чрезвычайно много работы, а потом дантист терзал меня с 12½ до 2 часов, и в результате только теперь мне удалось прочесть все, что было нужно.

Нет нужды говорить тебе, милый ангел души моей, ибо ты должна была это почувствовать и увидеть в моих глазах: все счастье, что я испытывал во время наших встреч и наших бесед, и я прекрасно видел в выражении твоих глаз, что ты разделяешь его с принадлежащим тебе существом, которое дышит исключительно тобой. Ах! Как же мне тяжело было от тебя оторваться и не сметь тебя встретить потом в сенях.

Я полагаю, что это все воистину слишком жестоко для нас! Я думаю, ты видела, как мы гуляем по саду, где я сделал круг в полном одиночестве, а затем вернулся домой. Надеюсь, волнение, о котором ты давеча мне говорила, не было серьезным, ибо все это чрезвычайно меня угнетает. Теперь позволь мне поблагодарить тебя за твое милое письмо, полученное этим утром, которое я только что перечитал, полный счастья. Судя по тому, что ты мне написала тем же вечером, вернувшись с бала, я вижу, что впечатления у нас были одинаковыми, и все наши мысли и желания во всем совпадают. […]

В 2½ часа ночи, Малая Вышера.

Хотя уже очень поздно, я не мог лечь, не написав тебе несколько слов. Нас было несколько человек за ужином, затем в 8 часов я отправился в русскую оперу на «Фенеллу», музыка которой мне очень нравится в связи с воспоминаниями детства и молодости, а оттуда в 9 часов – на московскую железную дорогу.

Мы добрались сюда за 4 часа, я отдал дань [уважения] присутствующим в вагоне, а остальное время, поскольку не мог тебе писать, перечитывал твое вчерашнее письмо, где каждое слово дышит любовью, которую ты мне несешь и которую я полностью тебе возвращаю. Мое письмо ты должна была получить сегодня, из него ты должна была понять, насколько наши мысли были одинаковы после бала и после нашего вчерашнего восхитительного вечера. […]

Среда 31 января/12 февраля в 9½ часа утра.

Пользуюсь свободной минуткой перед тем, как отправиться на охоту, чтобы поздороваться с мой обожаемой шалуньей. Все мои мысли, как всегда, о тебе. О! Как я сочувствую тебе, что пришлось вчера отправиться на бал [самой], и что тоскливый день предстоит нам сегодня, ибо мы лишены счастья увидеться и принуждены ждать завтрашнего вечера. Меня тянет к тебе, ангел мой, и хочется bingerle донельзя. Забыть не могу, как блаженствовали мы третьего дня. До свиданья.

В 1 час ночи, в городе

Охота наша была весьма удачной, и погода была подходящая, всего 9 градусов, солнце и безветрие. Нам с Реуссом [366] удалось убить двух медведей. В 3½ часа мы уже возвратились в Малую Вышеру, и сразу же – на железную дорогу. Я отдыхал до 5 часов, а после мы, поужинав в вагоне, сыграли партию и прибыли в город в 8 часов. Я отправился прямо в оперу: там меня ждали Гугеноты [367], и признаюсь, что музыка эта, которую я так люблю, в связи с прежними воспоминаниями, доставила мне наслаждение, к тому же и исполнение было превосходным.

Однако вернулся я к себе, не дожидаясь последнего акта, ибо было уже 11 часов, а я уже знал, что увижу свой стол заваленным бумагами, и лишь в этот момент я начал их разбирать, отложив остальное на завтра. Нужно ли мне говорить тебе, дорогой ангел души моей, что мои мысли не оставляли тебя ни на минуту, ни утром, ни вечером, и что я чувствовал особую грусть оттого, что потерял день, не увидав тебя.