Время великих реформ

До сего дня едва ли какая-либо венценосная жена умирала так бесшумно, так бессознательно и случайно, так одиноко. Все предшествовавшие обстоятельства, вся современная обстановка – даже до вчерашнего присутствия на Елагинской Стрелке [417] всей царской семьи, за исключением государя, – беспримерны… Недостатка во фразах не будет, но слез будет мало. Пустоты не ощутится, потому что уже при жизни почившей вокруг нее стало пусто, и она сама ничего собою не наполняла. Как мать – с благоговением почтут ее память дети…

Ездил на Елагин с женою, смотреть дачу. Конечно, мы не проехали до Стрелки. На обратном пути я всматривался в лица знакомых и незнакомых. Мысли о новопреставленной на них не было заметно. […]

24 мая.

Утром во дворце. Вынос тела покойной императрицы в Большую церковь. Вечером там же на панихиде. Замирающее впечатление. Черты усопшей приняли выражение, напоминающее былые лучшие времена. Говорил о ней с генералом Вердером. Быть может, он прав, утверждая, что привязанность и преданность государю составляли и все содержание, и объяснение, и оправдание ее жизни.

Обычная пышность церемониала, к которой я совершенно равнодушен. Обычные впечатления относительно нашего духовенства. В такие минуты, – когда на рубеже земного и вечного, священнодействуя перед фобом усопшего и перед толпою живых, оно возносит молитвы к Богу и напоминает о нем своей пастве, – придворное духовенство стоит как будто на уровне придворных служителей, – ниже низкого уровня так называемых чинов двора.

22 ноября.

Вчера государь был только у обедни; потом не выходил и не выезжал. Государь возвратился в 10 часов утра. Обычный конвой кавалерийских офицеров был заказан. В городе много толков о том, как и что соблюдать, в sociе́tе́ [418], относительно княгини Юрьевской. […]

5 декабря.

Третьего дня обедал у государя. Княгиня Юрьевская и двое детей были к столу. Государь представил княгине меня и бывшего со мной князя Урусова. Третий гость, граф Н. Адлерберг, был уже прежде представлен. Впечатление – печальное. Не по одной ассоциации идей и воспоминаний, но и – per se [419]

. Видны, с одной стороны, последствия долгого полузатворничества и полуотчужденности от света, с другой стороны – следы привычки, притупляющей впечатлительность, и последствия решимости не давать себе ясного отчета в свойстве созданного положения. Прискорбно на обе стороны. […]

Вчера совещание у цесаревича по вопросу об указах Сенату о браке государя и узаконении детей. Государь за обедом меня о том предупредил. Участвовали: граф Адлерберг, граф Лорис-Меликов, князь Урусов, Набоков и я. Обычная мелочность и нерешительность.

При совершенно неправильных данных правильные формы невозможны, и старание приискивать прецеденты и статьи законов для случая без прецедентов и вне всякого законного порядка – совершенно праздное занятие. Пришли пока к заключению не изменять проектов указов, самим государем первоначально начертанных. Вечером фельдъегерь меня известил, что назавтра мы призываемся к государю. Тогда вопрос решится окончательно.

6 декабря.

Он и решился. Государь одобрил наши заключения, прочитал всем нам, в виде объяснения своих мотивов, письмо к королеве Ольге, в котором он извещал ее о своем браке, и пояснил пребывание княгини Юрьевской во дворце в Ливадии полученными ей угрожающими письмами.

Затем государь в нашем присутствии, перекрестясь, подписал два указа Сенату: один о своем браке и возведении супруги и всех детей – глухо – в княжеское достоинство с титулом светлости, а другой – с поименованием наличных детей – о их узаконении. Оба указа будут заслушаны в Сенате, но далее не оглашены, первый – до усмотрения, второй – никогда. Замечательно доверчиво и тепло отношение государя к цесаревичу. […]

9 декабря.

В воскресенье был (в первый раз) в Думе ордена св. Владимира [420]. Отжившее учреждение. Видно, что когда-то оно могло быть почтенным и почитаемым. Теперь ни к чему почтения нет – разве к фимиамщикам.

Вчера – Государственный совет. Обедал у государя. Князь Урусов, Набоков, Тимашев (дежурный генерал-адъютант), графиня Мойра и я. Обедал и целое aprèsdîner [421]

сидел подле княгини Юрьевской. Те же впечатления, что и в первый раз. Она сама подтвердила мне сказанное государем о ее давнишнем расположении ко мне, наивно прибавив, что она с первого взгляда делает себе о людях верное понятие. […]

Выдержки из дневника Д. А. Милютина. 1873–1877 гг.

1873 г.

3 декабря. Понедельник.

Сегодня мне был назначен доклад, взамен завтрашнего дня по случаю предложенной завтра охоты. В кабинете государя застал я великого князя Константина Николаевича, а вместе со мною вошел адмирал Краббе и государственный секретарь Сольский. Присутствовал также и наследник цесаревич.