— Умолкаю, — поклонился Ангерран. — Тогда второй совет, более разумный: опять же подождать неминуемого отлучения Ричарда и благополучно отплыть в Палестину в одиночку. Многие аквитанцы и англичане захотят присоединиться к истинно христианскому королю, а не к заслужившему немилость Рима авантюристу, вдобавок еще и нищему. Вы возглавите значительно бо́льшую армию, чем имеете сейчас, будете единовластным повелителем… Высадиться можно не возле Акки, а рядом с дружественным Тиром, где вы без особых тревог дождетесь подхода огромного войска императора Фридриха. А дальше… Возможно, через некоторое время явится покрывший себя позором Ричард, но никакого веского слова в решение судьбы Иерусалимского королевства и прочих княжеств Святой земли иметь не будет. Таким образом, вы просто избавитесь от глупого, но опасного соперника.
— Тоже отвергаю, — категорически покачал в воздухе указательным пальцем король. — Вы же знаете, Ангерран, Ричард, увы нам, — вождь. Душевный подъем армии пропадет, коли этот буйнопомешанный не возглавит хотя бы ее часть. Предложение крайне заманчивое, я… я сам думал об этом. Ричард во многом необходим.
— Пока необходим, — любезнейше улыбнулся де Фуа. — И последний совет, если уж вы не приняли два предыдущих. Что вы думаете об острове Кипр?
— Хороший остров, — согласно кивнул Филипп. — Большой, богатый, удобно расположенный.
— Хотите половину?
— Сударь, — Филипп страдальчески поднял глаза на Ангеррана. — Вас матушка в детстве не роняла из колыбели?
— Вполне может статься, сир, — де Фуа расплылся в совсем уж лучезарной улыбке. — Многие мои знакомые именно так и считают. Скорее всего, от зависти.
— Вы удивительный наглец, — усмехнулся толстый король. — Мне, суверену и помазанному монарху Франции, вы запросто предлагаете: «Хотите половину Кипра»? Как будто щедрый граф захудалому барону. Вы теперь на Кипре королем?
— Отнюдь, — замахал руками Ангерран, будто отгоняя муху. — Там правит самозваный император, дальний родственник нынешнего базилевса Византии.
— Знаю, — начал терять терпение Филипп-Август. — Говорите быстрее, мне хочется отправиться в опочивальню.
Ангерран мгновение подумал, а затем выдал:
— Сир, я могу сделать так, чтобы кесарь-самозванец Кипра, за которого точно не заступится Константинополь, крупно оскорбил Ричарда. Разумеется, англосакс бросится в бой. Сил у него достаточно, а поэтому спустя всего несколько дней Кипр перейдет под английское управление. После этого вы получите половину острова, как и указано в договоре о военной добыче. Вам ничего не придется делать, только снова строго блюсти нейтралитет и смотреть, как Львиное Сердце завоевывает вам новый лен.
Филипп-Август помолчал, пожевал губами, глядя не на Ангеррана, а в деревянный потолок каюты королевского нефа, и, вдруг бросив лукавый взгляд на гостя, спросил:
— Ну за это предприятие вы точно у меня что-нибудь попросите?
— Сир! Я ведь, простите, не шлюха из портового лупанария, чтобы пробавляться попрошайничеством, — кажется, не на шутку оскорбился де Фуа. — Просто в подходящее время вы соблаговолите прислушаться к моим словам.
— Ничего за Сицилию, ничего за Кипр… — хмыкнул король Франции. — Кажется, в Средиземноморском и Эгейском архипелагах насчитывается не меньше трех тысяч островов? Три тысячи «ничего»? Вы что, решили заделаться святым бессребреником?
— Кто знает? — многозначительно пожал плечами Ангерран. — Просто я буду впредь рассчитывать на вашу щедрость, сир. Так как насчет владения половиной Кипра?
Филипп встал с кресла, махнул рукой, давая понять Ангеррану, что время разговора вышло, и бросил вслед:
— Я подумаю.
Де Фуа, неплохо зная французского короля, понял — это означало согласие.
Когда мадам де Борж вернулась с вечерней прогулки, она застала в покоях странноприимного дома самую умилительную картину: мессир Серж, одетый в цвета Наварры, вел с принцессой Беренгарией душеспасительную беседу о схоластике. Только почему-то лиф на платье Беренгарии был зашнурован неправильно, но мадам де Борж решила, что сама ошиблась утром, когда одевала наваррку. Впрочем, нравы при аквитанском дворе оставляли желать лучшего еще со времен папаши Элеоноры Пуату, великого герцога Ренье, а госпожа де Борж находилась в герцогском замке с раннего детства. Так что она вряд ли удивилась бы, приметив за Беренгарией некоторые вольности в отношении с мужчинами.
Камеристка отправилась в соседнюю комнату, не желая мешать разговору молодых людей, который на самом деле оказался весьма занимательным. Казаков и принцесса спорили о православии и католичестве.