Время вьюги (часть первая) (СИ)

      Нордэнвейдэ, проигнорировав вопрос, стряхнул с лица остатки снега и отер выступившие слезы. Виконт цвел в самой жизнерадостной улыбке, потирая ссадину на щеке. При виде его расквашенного носа лейтенант ощутил некоторое удовлетворение. Хотя его собственный нос явно находился в куда более плачевном состоянии. Если даже у более сильного Маэрлинга вся нижняя часть лица была в крови, был разорван рукав, а под правым глазом наливался синяк, знать, как выглядит он сам, Эрвину нисколько не хотелось.

      Все еще с опаской поглядывая на сослуживца, Нордэнейдэ извлек из кармана платок и стал вытирать лицо. Крови было не так уж много, но голова гудела, как будто в затылке били колокола. Эрвин никогда не подозревал за неунывающим виконтом таких тяжелых кулаков.

      А еще ему было стыдно за безобразную драку, более приличную гимназистам, чем офицерам.

      И, конечно, он был страшно зол на Маэрлинга. Вызвать обидчика немедленно ему мешало только воспитание. В конце концов, швырять в разбитое лицо грязную перчатку было последним делом.

      "Подойду через недельку и влеплю затрещину. И пусть Дэмонра потом хоть вышки требует", - зло подумал Эрвин.

      Маэрлингу же явно ни за что стыдно не было. Он подобрал шапку Эрвина и протянул ему, примирительно улыбаясь.

      - Бесы бы побрали твой "спокойный, нордический темперамент", - изумленно присвистнул он. - Ты мне чуть нос не сломал.

      - Это драка, а не брудершафт, - поморщился Эрвин. Но шапку все-таки надел. В Каллад с погодой лишний раз шутить не стоило.

      - Да чего уж там. Не злись. Полегчало?

      Нордэнвейдэ мог бы сказать, что теперь, помимо всех прочих бед, у него течет кровь из носа, разбита губа, раскалывается голова, оторван погон на шинели и вообще он так со школьной скамьи не развлекался, но вдруг понял, что Маэрлинг прав.

      Образ скалящейся Марины явственно потускнел.

      Видимо, страдания нравственного и физического толку вместе все-таки не уживались.

      Эрвин сплюнул кровь:

      - Полегчало. Но от благодарностей воздержусь.

      - Правильно! Поблагодаришь, когда я тебя с Люсиндой познакомлю, - расцвел Маэрлинг. - Огонь, а не женщина.

      - Только с такой рожей к Люсинде и идти, - фыркнул Эрвин. В зеркало он себя не видел, но по общим болевым ощущениям масштаб проблемы представлял.

      - Ты знаешь слово "рожа"! - искренне обрадовался Витольд. - Я смотрю, не все еще потеряно!

      К Эрвину постепенно возвращалось обычное восприятие реальности и, как прямое следствие, воспитание. Оно не позволяло употреблять грубых слов, а препираться с избалованным дураком не позволяло самоуважение.

      Нордэнвейде закончил вытирать лицо, поднял саквояж, проверил, целы ли застежки, и ровно проговорил:

      - Я должен вас предупредить, Витольд, что в следующий раз при сходных обстоятельствах я буду вынужден вызвать вас на дуэль.

      Виконт согнулся от смеха:

      - Все-таки потеряно. В следующий раз, Эрвин, я не проявлю такого человеколюбия и не стану подставлять рожу, чтобы поднять тебе настроение. А теперь я все-таки предлагаю пойти в бардак.

      - Спасибо, нет.

      - И еще меня упрямым считают, - истово возмутился Маэрлинг. - Ну хорошо, тогда пошли сперва ко мне, а потом - в бардак.

      - К тебе? - Эрвин решил, что драку в лучших школьных традициях все же можно счесть своеобразным брудершафтом, за неимением другого пути.

      - Именно. У меня как-то нет желания рассказывать отцу, что там случилось в Рэде. Он не одобряет, когда дворяне сквернословят. Старая закалка и все такое. Так что, Эрвин, сказочку расскажешь ты. Заодно приплетешь наши с тобой синяки и ссадины. Я требую героических деяний и спасения златокудрых девственниц из затруднительного положения. А я за это познакомлю тебя с Люсиндой.

      - Не хочу я знакомиться с Люсиндой. Но... я, пожалуй, буду благодарен за ванну и завтрак, - сдался Эрвин. Сказочка была не такой уж и высокой ценой за возможность не видеть патриотичную мадам Тирье лишние сутки. Все равно в таком виде ни в одну приличную гостиницу его бы не пустили.

      3.

      - У меня в детстве был знакомый ослик по имени Еше. Так вот, по сравнению с тобой он был очень сговорчивый, - пробурчала Магрит. Пробурчала негромко и предварительно убедившись, что Наклз ее не слушает. Он, впрочем, вообще редко опускался до того, чтобы ее слушать. Теперь вот маг спрятался от окружающего мира и Магрит с микстурой за разворотом газеты. Девушка видела только выпирающие из-под одеяла острые колени, кисти рук да взлохмаченную макушку. - Да, это был очень славный и сговорчивый ослик, - недовольно продолжала она. - Не то что некоторые люди, которые не хотят пить лекарство. Как тебя мама в детстве лечила такого?

      Увы, у вредного Наклза слух был как у кошки.

      - На мое счастье - никак. И что же стало с Еше? - хмуро поинтересовался маг, не опуская газеты. - Его залечили до смерти?

      - Вообще-то его реквизировали твои черноштанные друзья! - Наклз не одобрял, когда люди выражались, так что Магрит пришлось искать эвфемизм, которым можно было в его присутствии называть калладцев.

      - Хм, а почему твои златоштанные друзья им не помешали? Или они только революцию спонсировать горазды? - не остался в долгу маг.