Время вне времени (ЛП)

— Ты убил вепря? — спросил он Койота.

— Да.

— Тогда почему твой колчан полон стрел, а у Мака'Али пуст?

Койот закусил губу и махнул рукой на свою ногу.

— Я тоже ранен!

Бизон закатил глаза.

— И что из того? Забрался на дерево, как трусливая сучка? Думаешь, мы так глупы, что не различим глубокие раны от клыков вепря и твоей ссадины от коры дерева?

Койот обернулся ко второму мужчине, несшему окровавленный лук и колчан Рэна.

— Чу, ты же мне веришь?

Чу Ко Ла Та резко глянул на Бизона.

— Мудрец не ставит под сомнения слова своего будущего вождя.

Бизон фыркнул.

— Между мудростью и преданностью, Чу, я выберу преданность и правду. Однажды, брат, ты тоже окажешься перед необходимостью выбирать. И я надеюсь, что когда тот день настанет, ты проявишь большую мудрость, чем сейчас.

Койот зарычал на них обоих:

— Вы можете мне не верить, но отец поверит.

— Я даже в этом не сомневаюсь, — пробормотал Бизон.

Катери покачала головой. Не смотря на все заверения Рэна, в ее видениях не Койот единственный поддерживал его.

Только один человек никогда ни словом, ни делом не дал усомниться в своей преданности.

— Твой друг, Бизон… почему он всегда беспрекословно защищал тебя?

— Потому что был дураком.

Катери рассмеялась над его невозмутимым тоном.

— Я очень в этом сомневаюсь. Расскажи мне, Рэн. Что ты сделал, чтобы заставить его узреть правду?

Рэн скрестил руки на груди и тяжело вздохнул, прежде чем заговорил:

— Когда мне было четырнадцать, в городе началась страшная эпидемия. Самая чудовищная, какую ты можешь себе вообразить. Жрецы не успевали за количеством умерших, а многие были так больны, чтобы хоть чем-то помочь, что тела жги прямо на улице. Люди голодали, и все боялись заразиться. Поскольку я был одним из немногих здоровых, то ходил охотиться и оставлял мясо для тех, кто не мог прокормиться. Однажды, когда я принес еду для семьи Бизона, он застукал меня, прежде чем я ушел.

Катери была ошеломлена его милосердием, учитывая, насколько он был молод, и как плохо соплеменники к нему относились.

— Почему ты им помогал?

Он пожал плечами.

— Я чувствовал себя виноватым. Никогда в жизни я не болел. Даже элементарным насморком. Не знаю, из-за того ли это, что моя мать богиня, а нянька — демонесса, но я всегда был здоров. Много недель мой отец и жрецы понапрасну приносили жертвоприношения богам. Они винили меня за болезнь, ниспосланную на город. Я не хотел, чтобы невинные терпели наказание из-за меня, поэтому помогал, чем мог, оставляя еду у домов тяжело больных. — Он горько рассмеялся. — Все думали, что помогает Койот. Многие годы спустя его почитали за милосердие.

— Ты никогда не раскрыл им правды?

Он фыркнул и покачал головой.

— Никто бы не поверил мне, поэтому я помалкивал. Мне не хотелось, чтобы отец избил меня за ложь. Когда Бизон наконец оправился от лихорадки, он пришел поблагодарить меня. Я сказал ему забыть об увиденном. И посоветовал никому не говорить об этом. Он поклялся, что навечно в неоплатном долгу передо мной, и пока он жив, не будет для меня друга более преданного, чем он.

Теперь он напоминал ей мужчину, которого она видела.

— И Бизон никому не рассказал правду?

Рэн вздохнул с отвращением.

— Глупый дурак. Он никогда меня не слушал, а в других видел только лучшее. А еще твердо верил в старую поговорку, что правда важней всего. Он попытался рассказать горожанам, кто на самом деле оставлял им еду во время болезни.

— И? — подтолкнула Катери, когда Рэн надолго замолчал.

— Отец избил его за ложь.

Катери изумилась этой тупости. Она спросила бы, не шутит ли он, если бы ее не остановил сердитый блеск в его глазах.

— Почему Койот не открыл им правду? Он же точно знал, что не делал этого.

— Он сказал, что знай они, что это мои дары, то не съели бы ни кусочка. Посчитали еду отравленной. И я знал, что брат не грешит от истины. Они бы так и подумали, не стали есть, тем самым заморив себя голодом.

У нее в глазах потемнело от гнева за Рэна. Катери хотелось поколотить кого-то за зло, причинённое ее воину.

— Твой брат не был хорошим человеком, Рэн. В противном случае, он бы рассказал вашему отцу правду.

И, тем не менее, Рэн по-прежнему защищал брата.

— Катери, ты не можешь заставить людей услышать правду, если они этого не хотят. Каждый раз, когда Койот пытался, отец считал, что он проявляет доброту ко мне и свою скромность, поэтому каждое деяние подымало Койота в глазах отца, меня же, напротив, занижало. Койоту ситуация была неприятна, и он всегда извинялся передо мной, но ничего не мог с этим поделать. До Бабочки я никогда не держал зла на него. Она стала символом, можно сказать последней каплей того, что мне дали окружающие. Именно с ее присутствием в нашем доме я понял, что у меня никогда не будет жизни, как у нормальных мужчин. Никто и никогда не захочет выйти за меня замуж. Я лишь акт милосердия, достойный в лучшем случае сожаления, а в худшем — насмешки. Ее присутствие открыло для меня, насколько я действительно всем безразличен и никчемен.

— Ты не никчемен.