Время вороньих песен

Ответ самопровозглашенного правителя Штиверии на гневный протест от Нодлута был следующим: “Если вы не в силах справиться с тьмой и мором, Мы сделаем это сами и так, как Сами решим. Мы вольны защищать Наши земли и Наш народ любым возможным способом.”

От редакции. Без комментариев… ”

2. Куплет.

Ждать можно по разному. Можно сесть у окна, бездумно пялиться во двор, по кругу пережевывая одни и те же мысли, загоняя себя в беспросветную серость и тоску, а можно – иначе.

Мы с домом устроили генеральную уборку. Вручную. Мало ли как у меня сейчас с чудесами? Пробовать было боязно. Мне же бардак устроить и секунды достаточно, а зачем дополнительный бардак если у меня уборка? Поэтому я позвала Санью Норкинс и мадам Зу-Леф. Не то чтобы мы очень с тряпками бегали, зато до дыр стерли языки и выпили столько чая, что он у меня едва из ушей не тек. Говорили о красивом и вечном. О мужчинах, гардеробе и вечном недостатке(ках) мужчин и гардероба. 

Веда сыпала сплетнями и советами, как мартовские тучки дождем и снегом, то по очереди, то вперемешку. Санья охала, закатывала глазки и, по -девичьи розовея круглыми щеками, делилась пикантным из семейной жизни: в какой позе почтенный господин Норкинс предпочитает засыпать в любимом кресле и как горячо любит пончики с сахарной пудрой, что в булочной за углом продают. Сущие гроши, но жуть, как вкусно. Аманда сказала, что это потому, что мажиния Флесу, мастер-кулинар и болтушка, сыплет любисток в глазурь, вот к ней все и бегают за добавкой, как привороженные. А потом щурясь сытой кошкой начинала расспрашивать про симпатичного некроманта, наведывающегося ко мне в гости.

Холин будто шефство надо мной взял, появляясь не только по служебной надобности. Ему надоели палаточные городки, сырость и отсутствие нормально поспать, и он, по его словам, дернул за ниточки и окончательно перевелся под теплое крылышко надзора, а там посмотрим…

На следующий после возвращения день я еще была слегка не в себе и плохо соображала, куда себя такую деть и к какому делу пристроить, чтоб и мне польза и окружающим без особого убытка. Ко мне явилась делегация из управления с тонной циркуляров, которые надлежало изучить, принять к сведению, заверить собственноручно, а некоторые, особо секретные, и непонятные – собственнокровно. Для соблюдения протокола заверения последних некромант и присутствовал. Красивый, серьезный и очень самостоятельный. Все сам: руку мою осторожненько брал, обезболивание на пальчик накладывал, стерильной одноразовой иглой колол и моим же пальцем в нужное место на пергаменте тыкал.

Что с Ворнаном, где он и как было неизвестно. На мои вопросы отвечать отказывались, будто им кто-то рты завязал, я и спрашивать перестала. В газетах по этому поводу была тишина. Хорошо хоть не мертвая, о чем свидетельствовали ободряющие взгляды Холина. Зато других будоражащих, но не слишком близких мне, исключая успехи Феррато, новостей было хоть отбавляй.

Теперь я совершенно свободная и независимая женщина с домом и источником дохода в виде лавки магических и не очень мелочей. Могу ходить, куда захочу, хоть в парк погулять, хоть замуж. Но замуж мне не хотелось. Не так уж долго я вдова, не успела еще почувствовать, как это весело. А в парк меня Холин погулять водил целых два раза. В первый быстренько. Нам обоим было неловко, но тут очень кстати дождь пошел. А во второй раз хорошо погуляли. Молчали просто. Нам было о чем молчать. Я им любовалась, как картиной в музее, он прятал глаза в ресницах и делал вид, что смущен, а на самом деле на проходящих барышень глазел. На меня – только когда я не видела и как-то по-особенному, с благоговением, что ли... 

Мы тогда до Управления догуляли, и я с полчаса простояла, следя, как вороны мечутся в кронах тополей и вокруг возвышающейся над комплексом статуи Посланника. Пастырь живущих был популярнее, особенно его ладонь. Наверняка, там уже во всю гнезда строятся. Так бы и дальше стояла, а Север изображал бы то ли конвоира, то ли нерешительного кавалера, если бы на нас не наткнулся Мартайн. Видок у него был, как у неурочно поднятого шальным ведьмаком графа Дракулы: одежда в беспорядке, галстук набок сбился, волосы врастопырку, глаза красные на бледном лике и клыки едва не наружу висят.

– Перепили или переели? – загадочно спросил Холин, ехидно ухмыляясь.

– Недоспал. Малена, звездочка, вы сияете, но так печально, – Асгер, не спросясь, схватил меня за руку, овеяв фимиамами одеколона, вчерашнего загула и ночевки, как минимум, в камере, провел обязательный ритуал обнюхивания и едва ли не лизнуть мое запястье собирался, но на Холина напал кашель и вампир отвлекся, на чуточку. 

– Хотите порадую? – спросил у меня вампир.

Не дожидаясь ответа, он вытащил из кармана расстегнутого ультрамодного и экзотически измятого пальто скрученный в трубочку газетный листок местной “желтой прессы”. На первой полосе красовался мой портрет, тот самый, что у Феррато в мастерской висел, мечтательный, под которым крупным по, действительно, желтому вопило: “Муза Маард. Тайна личности тайной привязанности гения”.