– Вот что, ребята, – начал он тихим голосом. – Если бы нам разрешили, мы смогли бы выставить и три, и четыре равноценных команды, но вы сами знаете, каждая страна имеет право выставить лишь по одному боксеру в каждом весе… Тут тренеры посоветовались, учли рекомендации научной бригады, рекомендации врача… И вот составили сборную. Хотим знать и ваше мнение… Чемпионат Европы – не туристская прогулка… Так что надо самых достойных и самых надежных.
Виктор Иванович не спеша, по весовым категориям, называл кандидатов в основной состав, который должен ехать в Берлин. То и дело раздавались возгласы:
– Правильно!
– Достоин!
Рокотов весь превратился в слух, где-то в глубине сознания таился робкий комочек надежды. Тренер назвал Алоиса Позднявичуса. Валерий качнулся и услышал свой собственный голос:
– Достоин!
– Оправдает! – вторил ему Алексей Кисельков.
Сразу стало легко и свободно. «Так должно и быть, – думал Валерий. – Так должно и быть». Хотя Рокотов не раз на тренировочных поединках с Алоисом невольно фиксировал, что обыгрывает знаменитого боксера. Немного, но обыгрывает. За счет быстроты, за счет координации движений, может быть, молодости…
В дверях показалось длинное лицо массовика.
– Простите, пожалуйста… Рокотов! Вам посылка пришла. Просят зайти, а то завтра наша почта отдыхает, выходной у нее.
Посылка, вернее, не посылка, а небольшая бандероль, пришла от матери. Валерий недоуменно рассматривал пакетик, обвязанный шпагатом и запечатанный сургучом. Он часто получал посылки из дому и когда учился, и теперь, во время службы. Посылки приходили объемистые и тяжелые. В фанерных ящиках, обшитых тканью, мать присылала куски домашнего сала с чесноком и перцем, нежного, как масло, домашнего изготовления колбасу, банки с медом и вареньем, теплые шерстяные носки. Она заботилась о единственном сыне, который служит «на краю земли, в Сибири». Но такой маленькой бандероли он не получал ни разу. Может, шутка чья-нибудь? Он посмотрел на печати, проверил адрес. Нет, все правильно. И почерк ее. Странно!
Валерий сунул бандероль в карман и зашагал в свой корпус. «Слетаю на пару дней домой, в Донецк, к матери, – думал Валерий, – а потом к себе в гарнизон».
Виликтон ходил по комнате, собирал чемодан.
– Думал, мы с тобой везучие, думал, вместе поедем в Берлин.
– Хорошо хоть тебя включили.
– А диплом? А чертежи? Понимаешь, я рад, я хочу ехать. Но декан меня съест… Живого съест!
В комнату бочком протиснулся тяжеловес Василий Тишканов, за ним «мухач» Беленький. Ни тот ни другой не попали в счастливую десятку.
– Что такое не везет и как с ним бороться, – глухо произнес Вася.
– Валера, доставай посылку, – сказал Аркадий. – Люблю пищу домашнего приготовления. Давай пожуем с горя и запьем водопроводной водичкой.
Рокотов вынул из кармана бандероль и положил на стол:
– Ничего особенного, ребята…
– Открывай!
Валерий разрезал шпагат, развернул плотную оберточную бумагу. Внутри был небольшой картонный коробок, обвязанный суровыми нитками. Открыл коробок. В нем лежали какие-то темные клубни, коричневые плоские луковицы и семена.
– М-да! – многозначительно произнес тяжеловес.
– Йе! – тихо присвистнул Виликтон.
– Ребята, ша! – Аркадий поднял палец. – Это – символы. В древности, когда еще не было букв и люди ходили неграмотными, они с помощью семян и кореньев составляли послания. Лихо? А теперь ближе к нашим дням: очаровательная шахтерочка втрескалась в Валерку и решила объясниться в любви таким древним…
– Хватит! – оборвал его Рокотов. – Это от матери.
Под семенами и клубнями лежал листок из ученической тетради, сложенный в несколько раз. Валерий развернул письмо. «Сынок, – писала мать, – дядя Афанасий на праздники Первого мая ездил с шахтерской делегацией в Берлин. Там он ходил на братское кладбище и видел могилку отца, она с правой стороны, сынок, посылаю тебе клубни и семена: садовый мак, гвоздика и фиалка, отец очень любил такие цветы, посади их на могилку, как зайдешь, она с правой руки…»
Валерий протянул письмо товарищам. Те молча прочли корявые строчки, выведенные химическим карандашом.
– Извини меня, – сказал Аркадий.
– Что такое не везет и как с ним бороться, – повторил тяжеловес, почесывая квадратный подбородок.
– Валера, ты… Я тебе друг? – спросил Виликтон, смотря прямо в глаза Рокотову.
– Конечно, друг.
– Тогда слушай. Мой отец был в Сибирской дивизии, – он говорил быстро, глотая концы слов, боясь, что его перебьют. – Начал воевать под Сталинградом… Дай мне цветы, я обещаю. Сам посажу… Думаешь, буряты не умеют посадить цветы?
Рокотов закрыл коробок, перевязал его суровой ниткой и протянул Туранову.
Боксеры, не попавшие в основную десятку, разъезжались по своим городам. Рокотову, после получения бандероли, расхотелось ехать в Донецк. Там проходу не дадут, начнутся расспросы-допросы: «Почему да отчего не взяли…» Он решил лететь в Москву, побыть там денек и из столицы отправиться в свой гарнизон.