Время вспомнить (СИ)

  Филиб спустился к Неде и при свете факела с трудом отыскал свою лодку в зарослях камыша. Он греб с большим искусством, по-бершански, одним веслом, стоя на колене, направив узкую плоскодонку сначала к отмели, через которую река перескакивала, бурля и пенясь, а потом вдоль нее. Тайное убежище он выстроил на речной стрелке, замаскировав его под заброшенную рыбачью хижину. Здесь, прячась от людей иногда на три-четыре дня, он говорил с морч, когда была необходимость попросить духов о помощи или выслушать их совет. С зимы полусгнившая на вид постройка заросла мотками сухих водорослей и плавником, внутри же было чисто и сухо. Филиб разжег огонь в железной жаровне, осмотрелся. С собой он привез флягу с родниковой водой, а в тайнике нашлись сушеное мясо, бобы и рис, хватит на первое время. Нужно купить крепкую веревку (цепь была бы, конечно, вернее) и забить в стену пару крючьев. Крупные суда идут в десятках локтей от стрелки, по стрежне, опасаясь перекатов, рыбаки появляются только в начале осени, когда на отмелях начинает нереститься кумжа. Криков никто не услышит, а стены Убежища крепче, чем кажется.

  Из многочисленных скляночек, стоявших на полке, Филиб выбрал самую маленькую, прозрачную, с янтарной, медово-тягучей жидкостью. Все тинктуры он готовил сам, вспоминая добрым словом матушкину науку. Что-то было ядом, что-то лекарством, одни становились негой для уставшего ума, другие - лазейкой в мир мертвых. Вот эта будет в самый раз, в меру одурманит, заставит слушаться и притупит тревогу.

  Филиб выплыл на середину реки и только тогда почувствовал, что внутри него нарастает беспокойство. Что-то было не так. Филиб прислушался к себе и испугался: в голове была странная тишина. Голоса стихли, совсем. Такого с поклонником одной строки не случалось никогда, даже во сне. Филиб слегка запаниковал, в ушах у него шумело, ломило виски, мир казался непривычно громким. Он успел представить себе все ужасы потери своего умения, когда голоса вдруг ожили, но превратились в полуразборчивый шепот. Следуя его указке, Филиб облегченно выдохнул и поспешно направил нос лодки не в камыши, как обычно, а в сторону деревянного причала, туда, где обрывалась каменная набережная Патчала и покачивались на волнах пустые лодочки мелких торговцев свежей рыбой.

  Шепот морч стал едва слышен, когда Филиб ступил на дощатый настил. Оказалось, его там ждали.

  - Борай? - удивленно произнес Филиб.

  Мальчишка стоял у края причала, босой, растрепанный, в расхлюстанной грязной рубашке. Он был весь на свету, под последним фонарем набережной. Борай неподвижно смотрел прямо на Филиба. Вид у него был мало сказать, что странный, - потусторонний. Никчемыш уже давно должен был, сося пальчик, нежиться в кровати в доме своего богатого покровителя, а не стоять перед изрядно удивленным бесовиком.

  - Ты почему здесь, сбежал? - спросил Филиб, силясь понять, как мальчишка смог его найти. Или не искал вовсе, и их встреча лишь случайность.

  - Сбежал, - эхом отозвался никчемыш, не сводя с собеседника тяжелого немигающего взгляда.

  - От Орешка? - нахмурился Филиб, делая шаг к Бораю. - Говорил же тебе...

  Следующий шаг он сделать уже не смог, ноги не послушались его. Филиб недоуменно опустил глаза, ожидая увидеть обмотанный вокруг лодыжек лодочный трос или лужу смолы, в которую он ступил по невнимательности. Но он увидел лишь свои собственные ноги с трясущимися коленями. Филиб рванулся, но ему только показалось, что он оторвал стопы от досок. Более того, у него закружилась голова, и он завалился назад, неуклюже сев на сырой причал. Он чувствовал боль и движение, но конечности не подчинялись ему. Сердце билось рывками, и Филиб стал задыхаться, от страха и нехватки воздуха.

  - Что со мной? - просипел он. - Что?

  Он обращался к морч, но те свистели и стрекотали в его голове, перебивая друг друга. Филиб обратил свой взгляд к никчемышу. Тот по-прежнему молча стоял в нескольких локтях от упавшего, не делая даже малейшей попытки помочь ему.

  - Борай, - прохрипел Филиб, вытягивая шею. - Мальчик, помоги мне подняться.

  - Поднимайся, - равнодушно промолвил никчемыш.

  Филиб рывком встал, поняв, что двигается не сам. Нечто управляло им, и он вихляво сделал несколько шагов. Спиной вперед. Почти у края причала непослушное тело замерло, опасно покачиваясь над водой. У Борая из левой ноздри прочертилась до самой губы кровавая дорожка. Филиб наконец понял.

  - Это твоих рук дело, никчемыш! Ты творишь колдовство! Зачем ты это делаешь?

  Борай выказал какие-то признаки оживления. Размазав рукой кровь по лицу, все сильнее струящуюся из носа, мальчик заговорил в обычной своей глуповатой манере, размахивая кулачками:

  - Ласточка! Ты хочешь обидеть ласточку! - заверещал он. - Я знаю! Борай знает!

  - Я не знаю никакой ласточки! - крикнул Филиб, желая только одного - чтобы этот страшный сон прекратился. - Я не знаю, о чем ты!

  - Знаешь! Она любит Борая, а ты хотел ее поймать и убить! Я видел это по твоим глазам! И цумэии! Она красивая и добрая! Ты хотел ее убить тоже! Ты злой! Жестокий!