Сюблим негромко выругался, оглядывая плохо освещенный подвал с низким, по макушку жрецу, потолком.
- Что с ним?
- Только что был удар. Правая половина тела недвижима.
Сюблим подошел к мальчику, тряхнул за плечо. Тот замычал, но глаза не открыл. Остро запахло мочой. Сюблим брезгливо двумя пальцами растянул никчемышу веки. Потом со вздохом достал из ножен стилет и одним ударом пробил грудь, пронзив сердце. Затем пастырь вышел из комнаты в ярко освещенный лампами коридор и прикрыл за собой дверь. Было слышно, как он отдает распоряжения Орешку.
Тормант потер лоб, поморщился. Он очень устал за эти четыре долгих дня, устал, но ничего не добился. Признавать в очередной раз свое поражение было неприятно.
- Ты - фанатик, - беззлобно констатировал Сюблим, входя в комнату. - Сколько это будет продолжаться?
- Я был совсем близок, и позвал тебя не для того, чтобы демонстрировать очередной труп. У меня почти все получилось. Он заговорил...
- Да. А потом в мозгу его лопнули жилы, и он обделался.
- Это был голос Домина!
- Или любой твари, подошедшей поближе и с радостью обнаружившей медиума.
- Говорю же...- Тормант запнулся на полуслове, махнул рукой и ссутулился, опустив голову на сомкнутые руки.
Сюблим помолчал.
- Кто это был?
- Никчемыш.
- Знаю, что никчемыш. Другими ты и не интересуешься. Что мне говорить Высшему, если придется покрывать твои...огрехи?
- Не придется. Я все сделал чисто. Парень работал на рынке за еду, спал где придется ...
- То-то я смотрю, запах...
- Я присматривался к нему пару семидневов, послушал людей, потом послал письмо и немного денег, якобы от дальних родственников, приглашающих парня поработать на лесоповале. Никто не усомнился, парень сильный, даром, что на голову слаб. Все думают, что он сгинул по дороге на работу - за пару золотых парня вполне могли прибить где-нибудь на большаке. О письме я позаботился.
- Целое дело. И ради того, чтобы вдыхать эту вонь и слюни ему вытирать?
- Не ради. С каждым шагом...
- Трупом...
- Неважно, я все ближе к цели.
- Ты фанатик. И смутьян. Если Высший узнает, чем ты тут занимаешься, не видать тебе ни даров, ни пастырства. И скулы, и виски выжжет каленым железом. Ты ведь на что покушаешься? На него самого, на его полномочия, привилегии, наконец. И что тебе с того, что ты услышишь голос Домина, если Он вообще захочет с тобой говорить. Многие пастыри вообще считают, что Его не существует...прости меня Повелитель, если Ты есть, - Сюблим скорчил постную благочестивую физиономию, потом показал в пространство неприличный жест, - и я в их числе. По моему разумению, есть только братство ошалелых пленсов, которых мы производим и пестуем, кто-нибудь из них дурачит Толия оттуда, а мы умиляемся: 'Ах, Домин говорит с Высшим Пастырем!'. Тьфу!
- Ты сам несешь ересь, а еще называешь меня еретиком, - усмехнулся Тормант.
- Несу. Служу неизвестно кому, подчиняюсь старому пердуну, пускающему газы из-за больного живота даже на церемониалах, провожу дурацкие ритуалы, общаюсь со всяким сбродом, охочим до крови и извращений. Еще раздаю дары, пополняю армию прорицателей, чародеек и гадалок, прибавляю мужскую силу королю и женскую силу его любовнику. Потому что нынешнее положение дел меня вполне устраивает. Я к власти не стремлюсь, на основы Храма не покушаюсь. И не мотаюсь по всей Метрополии, кормя клопов по постоялым дворам, - Сюблим прошелся по комнате, задувая свечи. - Посмотри, на кого ты стал похож со своими 'изысканиями'. Тебе надо выпить как следует, отыметь девку, хотя я знаю, что ни одна девка ТАКУЮ голову, как твоя, не прочистит. Пойдем, проведем вечерок в корчме, я знаю одну неплохую. Твой слуга вывезет труп в лес, сегодня он разжился тремя золотыми и будет весь вечер лапать шлюх. Боюсь только, однажды кто-то предложит ему четыре золотые монеты, и он проболтается, твой Орешек. И лететь тогда твоей голове...
- Сюблим, - перебил друга Тормант, - ты веришь во все эти разговоры насчет будущей власти Храма и армии пленсов, которая нам однажды поможет?
Сюблим остановился у заставленного свечами стола, задумчиво провел рукой над пламенем.
- Политика. Ты, друг мой, говоришь сейчас о политике, которую я недолюбливаю, и в которую я стараюсь не лезть, даже бывая при королевском дворе. Любой шут знает о политике больше, чем я. И я не знаю, зачем мы подчиняем себе все эти души, пленсов, висящих в междумирье. Не знаю и знать не хочу. Но я верю, что время прозябания Храма прошло, иначе меня бы здесь не было. И мы с тобой должны молиться, все равно кому, чтобы вся эта болтовня Толия насчет нашего великого будущего оказалась правдой, потому что иначе - поверь мне, я сделаю все, чтобы этого не произошло - и единобожцы, и пятихрамцы будут сражаться за право поджарить нас в своем аду...
****
В кустах зашуршало, кто-то вышел к обрыву, хрипло задышал за спиной Торманта. Тот стер с лица хищную улыбку и обернулся, дружелюбно кивнув подошедшему.
- Привет, - сказал жрец. - Как здесь красиво! Я люблю лес. Я друг. Как тебя зовут?
****