Время желаний

Глаза закрывались. Я прикрыл их буквально на мгновение и тут же понял, что не смогу разлепить веки. Боль отступила. Тело почти не чувствовалось.

Все, конец пути. Какая глупая смерть…

По коже пробежал приятный холодок, немедленно смытый обжигающим ледяным ветром. Бороться с его порывами вслепую было невозможно, и я решил просто поспать…

* * *

Говорят, сон – лучшее лекарство. Главное, избежать передозировки. К сожалению, на сей раз обстоятельства помешали выставить будильник.

Мозжила каждая клеточка тела. Голова раскалывалась. Во рту было сухо, как в пустыне Гоби. Я лежал на каменной лавке (хорошо, не на алтаре) и смотрел в низкий сводчатый потолок. Откуда-то справа лился слабый рассеянный свет. Пахло сыростью и почему-то лавандой.

Придерживаясь за стену, я кое-как сел.

Комнатенка, в которой я очутился, в равной степени напоминала келью и тюремную камеру. Тесная, шагов семь в поперечнике. Из мебели – каменная скамья, служившая ложем, да выраставший прямо из пола каменный стол, высокий – работать за таким пришлось бы стоя. Дыра в полу вместо унитаза. Ни шкафов, ни стульев, ни даже самого примитивного тюфяка. Отдушина, а может, крошечное оконце у противоположной стены. Слишком высокое, чтобы разглядеть заоконный пейзаж, и слишком маленькое, чтобы выбраться наружу.

Впрочем, держать меня в заключении не собирались, массивную дверь демонстративно распахнули настежь.

В надежде подсветить коридор я вызвал небольшой огонек. Белое пламя затрепетало на ладони и почти сразу погасло. Я ощутил мягкое, но настойчивое сопротивление. Кто-то или что-то подавляло мои скромные попытки воспользоваться Силой. Ну и черт с вами, я сейчас не в том состоянии, чтобы противиться обстоятельствам.

Коридор оказался не таким темным, как выглядел на первый взгляд. Обыкновенный, ничем не примечательный тоннель с парой окон-отдушин и единственной дверью в конце. У меня мелькнула мысль, что, если за ней окажется еще одна келья, я просто лягу на скамью и буду смотреть в потолок.

У каждого человека есть черта, перейдя которую он теряет способность удивляться. И черта, за которой наступает апатия. Первую я пересек в мире симметрии. У второй стоял сейчас. Говорящая тень, слои, которые не являются слоями, музей восковых людей…

Хватит, накушался. Если у мироздания есть что сказать, пусть говорит прямо. Если нет – пошло оно в задницу со своими загадками. Без уважения с его стороны не может быть уважения к нему.

Я непроизвольно ускорил шаг. Все же злость – отличный стимулятор. Делать что-либо конструктивное по-прежнему не хотелось, зато появилось желание набить кому-нибудь морду. А еще я ощутил прилив сил. Осталось найти им приложение.

Кельи за дверью не оказалось. Коридор вывел в просторный и столь же скудно оформленный зал. Голые, потемневшие от времени стены, лишенные окон и всякой отделки. В центре на возвышении располагался огромный круглый стол с расставленными по периметру высокими каменными креслами. Я насчитал пятнадцать – что-то среднее между описаниями Драйтона и Скотта, если предполагать, что передо мной тот самый круглый стол. Единственным украшением интерьера являлся камин. Оранжевые языки пламени рвались из его широкой пасти, порождая безумный хоровод теней.

– Неподходящее для свиданий место, – заметил я.

– Замок повинуется лишь владельцу. Прости.

– В последнее время все норовят передо мной извиниться. Признаться, я начинаю чувствовать себя неловко.

Алия засмеялась.

– Прости, я не верю в твои угрызения совести. Особенно по такому поводу.

– Не стоит меня демонизировать. – Я опустился в каменное кресло.

– Не хочешь принять подобающее обличье? За этим столом твой рыцарский наряд выглядел бы уместно.

– Ты изменилась.

– Смерть меняет людей.

– Прости. Так получилось.

– Знаю.

Алия вышла из полумрака. На ней было длинное серое платье, перехваченное серебряным пояском. Черные волосы рассыпались по плечам. В неровном свете блеснули карие, слегка раскосые глаза. Я не сразу сообразил, что она плачет.

Внезапно я оказался рядом и прижал тоненькую хрупкую девушку к себе. Зачем? Чтобы успокоить того, кто давно мертв? Чтобы прикоснуться к кому-то родному, пусть это всего лишь обретший плоть осколок памяти? А может, все дело в том, что я ненавижу женские слезы?

Не знаю, сколько мы простояли. Я поймал себя на мысли, что боюсь нарушить возникшее хрупкое равновесие. Боюсь, что она обернется призраком, растает в воздухе, рассыплется в прах. Но Алия отнюдь не выглядела восставшим из могилы созданием. Ее кожа казалась теплой, дыхание – глубоким, а волосы привычно пахли лавандой.

– Прости, – глухо проговорила она, всхлипнула и рассмеялась сквозь слезы. – У нас какой-то вечер извинений.

Я не ответил, просто погладил ее по голове. Она наконец отстранилась. На моей рубашке осталось мокрое пятно.

– И почему мы просто не можем расстаться? Даже лучшие из людей обязуются хранить верность, пока смерть не разлучит их. Юра, что со мной не так?

– Полагаю, я обязан тебе жизнью. Кстати, где мы? – спросил я вместо ответа.

Алия глубоко вздохнула, смахнула слезы.