Ври как мужчина, манипулируй как женщина

20-е годы XX века – коллективизация, раскулачивание, массовые ссылки, гибнут целые семьи, тысячами, десятками тысяч. Но в первую очередь – мужчины. Мальчиков растят матери и воспитательницы детских дошкольных и школьных учреждений.

30-е годы XX века – период массовых репрессий, во время которых уничтожены миллионы граждан нашей страны. Оставшихся после ареста родителей сирот отдают на воспитание в детские дома.

40-е годы XX века – Вторая мировая война, самая катастрофическая по масштабам потерь в истории человечества. До сих пор не опубликованы точные цифры наших потерь того периода. Сначала называли 20 миллионов. Потом 30 миллионов. Кто-то доказывал, что потерь было не менее 40 миллионов. Представьте: из поколения мальчиков 1923/24 года рождения в живых осталось лишь 3 %! Разумеется, следующее поколение мальчиков воспитывалось матерями, вернее, воспитательницами и школьными учительницами, так как матери вынуждены были зарабатывать на пропитание.

Далее: массовые репрессии конца 40-х годов (послевоенная вспышка душевной болезни вождя народов). «Подчистили» чудом выживших в войне мужчин.

Массовые репрессии начала 50-х.

К этому времени генофонд нации, по мнению некоторых социологов, был необратимо подорван.

Вот запись в микроблоге портала Newsland подобного рода:

«Как кончаются большие войны.

Тридцатилетняя европейская война 1914–1945 годов, которая смыла кровью весь активный потенциал европейской цивилизации.

Уничтожила все, что можно, убила самых лучших.

Многие миллионы самых сильных и смелых молодых людей.

Теперь уже совсем другая Европа, включая Россию.

Уже никто не рвется покорять Арктику, Антарктику, все потухло…» (Запись оставил Escort 10 июля 2009 г.)

Однако и после войны, и после разрухи, после голода, нищеты, унижений жестокого века мальчики рождались. И у некоторых даже были живые отцы! Но отцы эти имели уже слабое представление о собственном достойном пути мужчины. Они понятия не имели о мужском достоинстве, о терпении, о преодолении тягот будничной жизни. Их учили стремиться к подвигу. В обыденной же жизни подвиги сводились к количеству выпитого и к материнским слезам и уговорам.

Большинство наших женщин «закалялись в боях» за выживание. К тому же русский женский характер всегда славился своей силой. Вот как на тему мужских и женских русских характеров рассуждал еще в 1917 году английский писатель Сомерсет Моэм: «В своих рассказах Захер Мазох описывает женщин больших и сильных, энергичных, дерзких и жестоких. Они подвергают мужчин всевозможным унижениям. Русская литература изобилует подобными персонажами. К этому властному типу принадлежат героини Достоевского. Мягкость, нежность, доброта, обаяние не привлекают мужчин, которые их любят. Напротив, они находят странное наслаждение в унижениях, которым подвергаются. Они жаждут оскорблений. Героини Тургенева умны, энергичны, предприимчивы, в то время как герои – безвольные мечтатели, не способные к действию. Это характерная черта русской литературы, и я предполагаю, что она исходит из глубины русского характера. Все, кто жил в России, были поражены тем, как агрессивны женщины по отношению к мужчинам. Кажется, им доставляет чувственное удовольствие унижать их перед другими. Они сварливы и грубы в разговоре; мужчины терпят от них такие вещи, которые вряд ли стерпел бы англичанин; вы видите, как они краснеют от насмешек, но не пытаются ответить тем же; они по-женски беспомощны и легко могут заплакать». (Сомерсет Моэм. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001)

Наблюдательный чужестранец Моэм заметил то, что давно было зафиксировано русской литературой и знаменитыми нашими литературными критиками:

большинство литературных героев-мужчин у нас – «лишние люди», мающиеся и не знающие, куда бы себя деть, большинство героинь-женщин обладают «решительным и смелым женским характером».

Этот решительный и смелый женский характер ломает и изменяет психику мальчиков дешево, быстро и эффективно. Примеры можно и не приводить, их знает каждый. А все же приведу – на всякий случай, чтобы не быть голословной.

Мои собственные детсадовские воспоминания. После дневного сна воспитательница обнаруживает, что один из нас, пятилетний мальчик, описался. Она немедленно делится своим открытием с нами, детьми, и с няней. Стыдит. Машет мокрой простыней, как флагом. И в заключение берет в руки ножницы со своего воспитательского стола, многозначительно чикает ими в воздухе и внушительно обещает: «В следующий раз описаешься – отрежу тебе письку! Вот этими самыми ножницами!»

Я помню этот эпизод всю свою жизнь. Думаю, что тот мальчик – тоже. И какой пощады и заботы от выросших мужчин ждут в таком случае женщины?