Всадник без головы (худ. Н. Качергин)

— Даже если и так, то для меня это сейчас очень серьезная штука. Боюсь, Фелим, что тебе придется съездить на Аламо и достать оттуда все наши сокровища. Чтобы уплатить этот долг, мне придется расстаться со своими шпорами, серебряным бокалом и, быть может, с ружьем.

— Только не с ружьем, мистер Морис. Как же мы будем жить, если продадим его?

— Проживем. Лассо нам поможет.

— И, наверно, наша еда будет не хуже той, что подает старый Дуффер. У меня каждый раз болит живот, когда я здесь пообедаю.

В этот момент без всякого стука открылась дверь, и в комнату вошла служанка гостиницы. В руках у нее была плетеная корзинка.

— Ты что, Гертруда? — спросил Фелим.

— Это просил вам передать какой-то джентльмен, — ответила девушка, протягивая корзинку.

— Кто, Гертруда? Какой джентльмен?

— Я не знаю его. И никогда раньше его не видела.

— Передал джентльмен? Кто же это может быть, Фелим? Посмотри, что там.

Фелим открыл корзинку. Там он нашел бутылку вина и много вкусных вещей: пирожки, печенье, жаркое. Ни письма, ни даже записочки не было.

Изящная упаковка не оставляла сомнений, что посылка приготовлена женской рукой.

Морис стал рассматривать присланный подарок.

Посылка была весьма кстати, особенно в той обстановке, в которой лежал больной.

Морис силился отгадать, кто бы это мог сделать. В его воображении невольно вставал образ Луизы Пойндекстер.

Несмотря на некоторую неправдоподобность такого предположения, он все же был склонен думать, что это так, и тайно радовался этой мысли. Однако чем больше он думал, тем больше сомневался.

— Какой-то джентльмен передал, — повторил Фелим. — Гертруда сказала, что джентльмен. Видно, добрый человек. Но только кто же это может быть?

— Совершенно не представляю себе, Фелим. Может быть, кто-нибудь из офицеров форта? Хотя не знаю, кто из них мог это придумать.

— А я вам скажу, что офицеры тут ни при чем. И вообще никто из мужчин. Это дело женских ручек. Разве вы не видите, как все это уложено?

— Глупости, Фелим! Я не знаю ни одной женщины, которая могла бы оказать мне такое внимание.

— Вот уж неправда, мистер Морис! А я знаю, кто это должен сделать. И если бы она не сделала, то это было бы черной неблагодарностью. Разве вы не спасли ей жизнь в той истории?

— О ком ты говоришь, Фелим?

— Точно вы сами не знаете, сударь! Конечно, я говорю о той красавице, которая тогда была с вами у нас в хижине. Она приехала на крапчатом мустанге. Вы ведь за него гроша ломаного с нее не взяли. Что бы сказала эта красавица, если бы только узнала об опасности, в которой вы находитесь?

— Опасность, конечно, еще есть. Доктор сказал, что мне можно будет встать не раньше чем через неделю. Но ты не огорчайся, дружище.

— Нет, я только так говорю. Я-то думаю не об этой опасности. Может быть, у вас сердечные раны? Иной раз прекрасные глаза ранят опаснее, чем свинцовые пули. А может быть, кто-нибудь ранен вашими глазами? Она-то и прислала нам это угощение. Кто знает, как тут разобраться?

— Ты совсем запутался, Фелим. Посылка прислана кем-то из форта. Но от кого бы она ни была, я не вижу причины, почему мы должны церемониться с ней. Итак, давай попробуем.

Несмотря на огромное физическое наслаждение, которое доставило больному вкусное содержимое корзинки, мысленно он наслаждался еще больше: его мечты летели к той, чье внимание было бы так дорого ему.

Неужели это сделала молодая креолка, двоюродная сестра его злейшего врага? Такое предположение все же казалось ему маловероятным.

Но если не она, то кто же еще?

Мустангер готов был многое отдать, лишь бы подтвердилось, что подарок прислан Луизой Пойндекстер.

* * *

Шли дни, а тайна оставалась нераскрытой.

Вскоре больного вторично порадовали таким же подарком. Прибыла другая посылка — такая же корзинка с новыми бутылками и свежими лакомствами.

Опять обратились с расспросами к служанке, передавшей корзинку, но результаты били те же: «Джентльмен привез, незнакомый джентльмен, тот же самый, что и тогда». Она могла только добавить, что он был «очень черный», что на нем была блестящая шляпа и что он подъехал к таверне верхом на муле. Мориса мало удовлетворили эти подробности, хотя он не выдал себя. Даже Фелим не знал той мечты, которую мустангер втайне все время лелеял.

Два дня спустя, после третьей корзинки, доставленной тем же джентльменом в блестящей шляпе, Морису пришлось отрезвиться от своих мечтаний.

В корзинке, ничем не отличавшейся от предыдущих, лежало письмо.

— Это всего лишь Исидора, — пробормотал Морис, взглянув на почерк.

Небрежным движением он разорвал конверт и стал читать. Письмо было следующего содержания: