Прищурив глаза, Уроз оглядел прекрасные дома, разбросанные по всей долине, между дорогой и рекой. За высокими, побеленными известкой зубчатыми стенами с башенками почти не видны были верхушки фруктовых деревьев и крыши служб, подсобных помещений, жилищ для прислуги, для крестьян, садовников, ремесленников, окружающих дом господина. Эти белые островки в зеленом море долины были одновременно и имениями, и поселками, и крепостями. В прозрачных сумерках они выглядели как островки процветания и горделивого порядка.
А Уроз подумал о девственнице-невесте, живущей в одном из этих домов, которая в эту ночь… На какое-то мгновение для него эта девушка, защищенная от внешнего мира стенами своего дома и своей невинностью, вобрала в себя свежую смущенную улыбку, чистоту слегка покрасневшей шеи, приподнявшуюся от волнения грудь, удивленный, наивный взгляд – черты всех тех девушек, которых он видел воочию или мысленно на каких-нибудь праздниках, на пороге какой-нибудь юрты, где-нибудь у колодца, и которые все вызывали у него страстное желание напасть на них, наброситься и грубо овладеть, причинить боль, надругаться, обесчестить. И в этот момент безумство всех его этих желаний было обращено на ту незнакомку, которая готовила сейчас себя к брачному вечеру в одном из
– Вот они, вот они! – закричал Мокки.
Видение Уроза затуманилось и рассыпалось. Ничего не осталось от его навязчивой, тяжелой страсти, от отравлявших его мозг жестоких наслаждений, остались только доходящие до отвращения усталость и безразличие.
Между тем внутри движущегося облака уже вырисовывался кортеж. На пыльном таинственном фоне, будто хранящие какую-то тайну тени, один за другим появились еще плохо различимые силуэты. Крики и рокот бубна, отбивающего такт шествия, казалось, производил этот вот рыжий туман, поднимающийся от ног шагающих людей. Впереди ехал всадник. Он двигался самым медленным шагом, чтобы не мешать танцам и не сбить с такта хоровод, который вели окружавшие его сородичи. Их было десятка два, все очень молодые, мускулистые, с резкими абрисами лиц. Их длинные черные прямые волосы ниспадали на плечи. Расширяющиеся книзу свободно сидящие одежды были схвачены в талии кушаком, а просторные шаровары, подвязанные у щиколоток, не мешали движениям. За ними шел высокий мужчина с бубном. Из-за пыли лица его было почти не видно, но по мощной его фигуре, по достоинству, с каким он вышагивал, было ясно, что он самый старший в этой группе. Огромный бубен в его руках казался маленьким и невесомым. Он то подбрасывал его над головой, то над одним плечом, то над другим, вытягивал руки во всю длину, наклонял к уху, как бы для того, чтобы прислушаться к его пению. Выверенность его жестов и поз, некоторая слегка высокомерная вальяжность, вполне приличествующая его возрасту, ничуть не мешали его длинному туловищу точно соблюдать радостный ритм, отбиваемый пальцами с завидной силой, как будто и кровь его тоже билась в такт музыке. Согнет шею, качнет плечами, топнет ногой, и мужественная сила его вспыхивала, озаряя все вокруг. При этом ни на секунду не переставала петь натянутая кожа бубна, да так что живой ритм ее заставлял сердца биться, а ноги сами шли в пляс.
Эта пляска поднимала и уносила юношей, которые кружились, подпрыгивая, отступали на шаг, устремлялись вперед, вставали на колено и вновь кружились в вихре, а черные их шевелюры развевались, как крылья над головой. Так и двигались они разомкнутым кругом, то ускоряя, то резко замедляя движение. И казалось, будто каждый позвонок у них, каждый сустав, каждая складка одежды и прядь волос исполняет свой собственный танец. Но эти свободно летающие тела были связаны друг с другом какой-то внутренней магической силой, и их растрепанный хоровод подчинялся порядку, более строгому, чем все совершаемые ими движения. Они создавали с помощью танца образ счастья и славили молодость, мужскую дружбу и славный триумф, который ждал в этот вечер одного из них.
Крики, пение, прыжки, веселый рокот бубна – все это Уроз воспринимал с мрачным безразличием, как ту пыль, что добралась теперь до него, окружила его. Она пройдет… эти безумцы тоже… и дорога будет свободна. Но вот взгляд его оживился. Откуда появилась эта девушка, что стояла перед Джехолом? Ее хрупкая шея колебалась как стебелек над платьем из ситца в цветочках. Медные сережки мягко блестели на мочках маленьких ее ушей, а под красным платком, прикрывающим волосы, виднелся, маня, гладкий, целомудренный затылок. Совсем рядом, только руку протянуть. Как в его видениях, самых потайных, самых жарких.
И тут он различил слова:
–
Уроз внутренне ругнул себя. Из-за каких-то нескольких новых тряпок он не узнал эту неизвестно от кого зачатую кочевницу, эту шлюху Мокки!