Всадники ниоткуда

А мне вот странно: почему гроссмейстеры от науки до сих пор не спросили себя о главном: зачем к нам прибыли гости? (Шум в зале.) У всех ответ наготове — знаю, знаю, даже два ответа. Одни — их примерно девяносто процентов — считают, что пришельцам зачем-то понадобился земной лёд, возможно уникальный по своему изотопному составу в окружающем космосе. Меньшинство, во главе с Томпсоном, полагает, что это разведка с агрессивными целями в будущем. Я лично считаю, что разведка уже была, мы просто её проморгали. А сейчас прибыла мощная, оснащённая экспедиция (насторожённая тишина в аудитории, слышно только шипение репортёрских магнитофонов) не завоевателей, нет — ваших инопланетных коллег, господа, для изучения незнакомой им формы жизни. (Крики с мест: «А лёд?!») Погодите, будет и лёд. Это побочная операция. А главное — мы сами, высшая форма белковой жизни, замешанной на воде. Изучить эту жизнь здесь на Земле им что-то мешает. Может быть, внешняя среда, может быть, опасение её нарушить. Что делать, с чего начать? С Божьего промысла, с сотворения мира. (Шум в зале, кто-то истошно кричит: «Замолчите, богохульник!») Я не больший богохульник, чем отец кибернетики Винер. Когда-то такие, как вы, так же истошно кричали: «Это от дьявола! Он посягает на вторую заповедь! Не сотвори себе кумира и всякого подобия!» А сейчас вы конструируете роботов и мечтаете об электронном мозге. Мысль создать модель нашей жизни во всём её богатстве и сложности естественна для пришельцев, ибо что такое познание, как не моделирование с помощью мысли? А переход от мысленного моделирования к вещественному — только один шаг прогресса. Когда-нибудь и мы его сделаем, уже называют срок: будущее столетие. Так почему же сверхцивилизации пришельцев не достичь этого раньше, скажем, на тысячу лет?

Писатель умолк, допил что-то прохладительное в бокале с соломинкой и задумался. Аудитория ждала. Никто не кашлял, не ёрзал, не шептался с соседями. Я не знаю лекции, которую бы слушали с таким уважительным вниманием. А он молчал, и взгляд его, словно отрешённый от всего, что его окружало здесь, казалось, нащупывал что-то далёкое-далёкое, кроме него никому не доступное.

— Если можно сделать модель жизни, можно унести её с собой, — сказал он так тихо, что его не расслышали бы даже в трех шагах от стойки бара, но здесь никто не упустил даже интонации, — записать и восстановить где-то у себя поблизости, создав питательную среду для её развития. Что нужно для этого? Искусственный спутник, астероид, планета, модель земной атмосферы и солнечной радиации. И главное — вода, вода, вода, без которой невозможна белковая жизнь. В этом и смысл переброски земного льда в количестве, достаточном для обводнения целой планеты. Вот тогда и возникнет в глубинах нашей, а может быть, и не нашей галактики новый мир — не повторение, а подобие нашего, но подобие с тончайшим портретным сходством, потому что все модели пришельцев безошибочны и точны. (Перебивающая реплика с места: «Космический зоопарк с человекообразными на свободе!») Конечно, там будут и такие, как автор этой реплики. (Смех в зале.) Но я бы поправил его: не зоопарк, а лаборатория. Или точнее: научный институт, где жизнь человеческая, во всей сложности её психических, бытовых и социальных аспектов, станет предметом глубокого, бережного и осторожного изучения. Конечно, её будут изучать — для этого и ставится опыт, но изучать, не мешая её течению, изучать в развитии и движении вперёд и, поняв это движение, быть может, помочь уточнить и ускорить его. Пожалуй, я все сказал. Это моя гипотеза. Хотите — оспаривайте: как всякую рождённую воображением гипотезу, её, конечно, легко опровергнуть. Но мне радостно думать, что где-то в далях Вселенной живёт и движется частица нашей жизни, пусть смоделированная, пусть синтезированная, но созданная для великой цели — сближения двух пока ещё далёких друг от друга цивилизаций, основы которого были заложены ещё здесь, на Земле. И если вернутся пришельцы, то вернутся уже понявшими нас, обогащёнными таким пониманием, что-то сумевшими взять от нас и знающими, что дать нам на взаимном пути к совершенству.

Чуть сгорбившись, писатель сошёл с трибуны. Его провожала тишина, более красноречивая, чем буря аплодисментов.

28. Фиолетовое пятно

Мне вырубили нечто вроде окопчика на самом краю ледяного плато, обрезанного будто гигантским ножом. Глянцевитый до блеска, бледно-голубой срез, отражавший такое же голубое, без единого облачка небо, уходил вниз с высоты пятиэтажного дома. Собственно, то был не срез, а вырез — широкая, метров триста в поперечнике, ледяная выемка, тянувшаяся за горизонт. Её идеально ровная и прямая структура напоминала русло искусственного канала перед пуском воды. Пустой канал, вырубленный в ледяном массиве, подходил вплотную к фиолетовому пятну.