Все, что я знаю о любви. Как пережить самые важные годы и не чокнуться

— Я понимаю, ты в пятницу немного переволновалась, — сказала мне Фэйрли по телефону. — Ты в порядке?

— Конечно, в порядке! Не знаю, что ты имеешь в виду под этим «переволновалась». Это же не я выхожу замуж. И это ты должна была переволноваться. Я скорее недоволновалась. Вообще не волновалась. Хэй, я видела в фейсбуке, что Мишель купила тебе блокнот для планирования свадьбы из Smythson. Ну и как он тебе, классный?

— Хочешь поужинать на следующей неделе, только вдвоем?

— Конечно.

Я написала Гектору — впервые за четыре года.

«Помнишь меня? Дункан и Фэйрли женятся. Слава богу, что ты послал тогда меня на кухню голышом».

Он ответил. Сказал, что видел эту новость в фейсбуке. Сказал, что уезжает в рекламный тур с огромной суммой на расходы, и спросил, не соглашусь ли я сходить с ним на ланч, чтобы отпраздновать наши успехи по части сватовства. Я думаю, что мы меньше всего подходим под определение свах, но мне настолько плохо, что я соглашаюсь. Нахожу в почте все его грязные лимерики, повинуясь вспышке ностальгии. А потом отменяю встречу за день до.

— Как ты думаешь, почему ты ему написала? — спрашивает Фэйрли, жуя бургер, пару дней спустя.

— Не знаю. Думаю, мне просто нужен бойфренд.

— Да ладно? — говорит она, вытирая пальцы салфеткой. — Ты всегда говорила, что тебе никто не нужен.

— Да, но теперь все иначе.

— Почему же?

Почему же? Я завидовала. Не из-за Дункана на этот раз. Я завидовала, потому что хотела быть похожей на Фэйрли.

— Ты выходишь замуж.

— И что?

— Мне очень тяжело смотреть на то, как твоя жизнь начинает так сильно отличаться от моей. Мы всегда делали все вместе в одно и то же время, а теперь все не так, — вздыхаю я. — Мне тяжело от мысли, что твои дети будут намного старше моих. Тяжело, что ты покупаешь квартиру с мужем, а я умоляю своего арендодателя отложить оплату на три недели в этом месяце. Тяжело, что ты водишь «Ауди» Дункана, который ему выдали на работе, а у меня до сих пор нет машины. Мне тяжело, что его друзья совсем не похожи на меня, и я боюсь, что они заберут тебя у меня, потому что их жизнь будет похожа на твою больше, чем моя. Я знаю, звучит безумно, и это все вообще не мое дело, и я порчу тебе такой прекрасный момент, когда должна быть просто счастлива за тебя. Но я чувствую, что ты очень отдалилась от меня, и я боюсь, скоро совсем потеряешься из виду.

— Долл, — она улыбнулась и взяла меня за руку. — Если бы ты встретила своего мужа в двадцать два, мне бы тоже было очень, очень тяжело это принять.

— Серьезно?

— Ну конечно! Я бы взбесилась.

— Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

— Ты не сходишь с ума. Я бы чувствовала то же самое на твоем месте. И я никогда не хотела встретить Дункана в двадцать два. Я не искала мужа.

— Я знаю.

— Я буду рядом, чтобы разделить все особенные моменты в твоей жизни, и через месяц, и через двадцать лет.

— Скорее уж, через сорок, — промямлила я. — Я до сих пор живу в квартире с неработающим туалетом.

— Но мы больше не в школе. Все будет случаться в самые неожиданные моменты. И в чем-то ты будешь первой.

— Типа в чем? Первой начну принимать мет?

Итак, я наконец смирилась с Дунканом. Осознала, что он никуда не денется. Я стала проводить время с ними обоими и снова начала играть хорошо знакомую мне роль Официального третьего колеса. Меня это, конечно, бесит, но играю я ее хорошо. Три с половиной года своей жизни я провела в этих отношениях. Я прекрасно разобралась в своей роли, отлично ее отрепетировала; я — Трехколесная Долли Олдертон.

Всю свою юность я провела в компании подруг и их бойфрендов. Улыбалась, пока они в шутку дрались на диване, и притворялась, что играю в змейку на своем Nokia 3210, пока они целовались. Я улыбаюсь и притворяюсь с парами очень хорошо, потому что это мой главный способ времяпрепровождения с тех пор, как мне исполнилось двадцать. Я позволяю им в моем присутствии спорить о том, чья очередь разгружать посудомоечную машину. Я смеюсь, пока они рассказывают, как забавно спят их партнеры. Я молчу, пока они слишком уж оживленно обсуждают подробности жизни людей, о которых я никогда не слышала («НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Клементина не могла бросить скупать весь этот кафель! И это после всего, что произошло? Я НЕ ВЕРЮ! О боже, прости, объясните Долли, кто такая Клементина, и вообще нужно рассказать ей всю историю с самого начала»), в доказательство того, что они живут какой-то своей насыщенной жизнью, мне недоступной. И все это время я притворяюсь, будто не знаю, что я третье колесо, не знаю, зачем я все это делаю. Но я знаю, что для них я всего лишь афродизиак в их Домашнем Благополучии — когда я уйду, они сорвут друг с друга одежду, возбужденные обсуждением своего недавнего отпуска на Филиппинах, когда я спросила, какой остров им больше всего понравился, и они одновременно назвали один и тот же. Я просто вынужденный слушатель.

Я сижу там и смотрю на все это только потому, что альтернатива — потерять всех своих друзей — меня не устраивает.