Все, что мне дорого. Письма, мемуары, дневники

Конечно, хотел я повидаться с двоюродным братом Валентином, в прошлом мировым рекордсменом по конькам, ныне профессором. А судьба у нас схожа: он в годы войны пережил здесь, на Смоленщине, весь ужас оккупации, а на фронте погиб его отец Степан, брат моего отца. Мой же отец, слава богу, пройдя всю войну, вернулся. И там мы с сестрой, потерянные в далеких детдомах, выжили. Мой отец не освобождал Смоленщину, но страну он защитил. А вот наш знаменитый земляк Александр Трифонович Твардовский, с ним мой отец в детстве посещал одну школу, его родина – сельцо Загорье, освобождал эти места. Однажды у моего знакомого писателя на стене я увидел фотографию: Твардовский в шинели, скорбно опустив голову, стоит на погосте уничтоженного войной отцовского дома. А уж стихи, посвященные войне, особенно «Василия Теркина» – всю поэму от первой до последней строчки я когда-то знал наизусть. Обращаясь к землякам в листовке, которая была сброшена в эти места, поэт писал:

Ой, родная, смоленская моя сторона,

Ты огнем оголенная до великой черты,Ты за фронтом плененная, оскорбленная ты,Никогда еще ранее даже мне не была

Так больна, так мила – до рыдания…

Ни одна другая область, ни одна земля, кроме разве Белоруссии, не потерпела от войны столько, сколько Смоленщина. На западном пограничном краю нашей страны она во все времена первой принимала удары от недругов, приходящих с запада. А в эту, минувшую, войну очевидцы мне рассказывали: отсвет горевшего Смоленска, полыхающее над ним кроваво-багровое небо было видно за сотню километров. Людям казалось, что наступил конец света. Но и здесь, в деревнях, война творила свое беспощадное дело. Меня поразило, что через два-три десятка лет о войне жители говорили так, будто она произошла вчера; такую незаживающую рану оставила она в душе каждого смолянина. Да посчитайте сами: в том же Глинковском районе было до войны сорок тысяч жителей, ныне осталось шесть-семь. И так по всей области. Она до сих пор не набрала довоенный уровень населения. Ну а символом жестокости стала деревня Ляхово, ее называли второй Хатынью, фашисты сожгли в домах 384 человека, в основном стариков, женщин и детей.

В общем, я поехал. Не надо говорить, встречи на родине особенно трогают: дети на центральной площади встретили хлебом-солью, а потом под гармошку, играла женщина, спели старинную приветственную песню. А далее возложение венков к Могиле Неизвестного Солдата. Мне приходилось участвовать в торжественном ритуале возложения цветов к Вечному огню у Кремлевской стены; здесь все было менее величественно, зато трогательно. Дети – слава богу, их было много на митинге – пронесли торжественно венок, сплетенный ими из хвои, и положили к подножию памятника, где врезаны в стену сотни имен воинов, отдавших жизнь за освобождение Глинки. Но не все, не все. Вот опять я услышал, что к этому дню собраны останки еще нескольких сотен. Ну а для тех ветеранов, кто остался в живых – они стояли тут же, в скромных потертых костюмчиках, но с орденами и медалями, – устроили потом в школьном спортивном зале, другого нет, банкетик на деньги здешнего предпринимателя. И звучали фронтовые песни той поры, и люди говорили простые слова о победе. Ибо этот праздник был здесь не менее значим, чем день Победы, который мы все так почитаем.

Не буду рассказывать о многих других событиях, даже о посещении родных могил. Но об одном скажу. На окраине поселка, в деревеньке Ново-Яковичи освятили в этот день деревянную часовенку, поставленную на месте уничтоженной в войну церкви. Построил ее тоже здешний предприниматель на свои деньги. Так-то и получается: одни вкладывают миллионы в покупку английской команды, а другие, живущие куда скромней, но поближе к людям, захоранивают останки воинов, помогают ветеранам, строят для воскресения душ часовни, чтобы возродить, спасти наше общее будущее. А я так твердо убежден: без возрождения окраинных селений, их тысячи таких, как Глинка, Россия не поднимется. И никакая Москва, сверкающая огнями витрин, ее не спасет. Спасибо тем, кто трудится здесь и это помнит. Значит, дело отцов, отдавших жизнь за освобождение края, достойно продолжают их внуки, мои земляки. Вспомнились к месту другие строки из стихов великого земляка: «И пусть последний раз сюда зашли мы мимоходом, мы не забудем никогда, что мы отсюда родом…»

Уезжая, я еще раз оглянулся на часовню. На пригорке, среди открывающихся до горизонта лесов, она сияла как свечечка, с золотым огоньком на кресте, символизируя будущее этого края. Да и наше общее будущее.

«Только бы алкоголики не спалили», – пробормотал мой сосед. «Но разве это возможно?» – спросил я в тревоге. Он не ответил.

Россия. Кавказ. Чечня