— Завтра мы с тобой быстренько собираем твои вещи, и возвращаемся. — Я рот открыла, собираясь горячо протестовать, но он жестом попросил меня замолчать: — И не спорь со мной. Ты не в состоянии принимать верные решения, это ты уже доказала, сбежав. И делать в этом городе тебе совершенно нечего, здесь даже врачи… неподходящие. К тому же, у меня дел по горло. Я не могу мотаться сюда постоянно, и тебя здесь оставить не могу, так что, как ты сама видишь и понимаешь, — он красноречиво вздёрнул брови, наблюдая за тем, как я краснею от злости, — нам нужно вернуться.
Я сжала руку в кулак и положила его на стол. Гришка смотрел на меня заискивающе.
— Настён, ты должна понимать, что я прав.
— Я не поеду!
— Поедешь, — негромко отозвался он. Из-за стола поднялся, отнёс тарелку в раковину и поставил чайник на газ. — С Серёгой я договорюсь. Разведётесь максимум за месяц, тебе даже встречаться с ним не нужно будет. А потом я отвезу тебя к матери, поживёшь немного у неё… может быть, пока я не решу вопрос с жильём.
— С каким жильём?
— С нашим, — вроде бы удивился он.
И вот тут я догадалась:
— Ты думаешь, что я буду с тобой жить?!
Гриша чайник выключил, видимо, передумав чай пить, и плеснул в стакан минералки. Выпил залпом и кивнул. А я воздух ртом ловила, не зная, как докричаться до этого придурка.
— А ты меня спросить не забыл?
— А ты не забыла, что ты от меня беременна?
— Уж это я как-нибудь пережила бы. Одна! Без тебя!
— Настя, ты опять заводишься, — предупредил он, будто я сама не чувствовала, что киплю изнутри.
— А чего ещё ты от меня ждал? Что я в обморок от счастья грохнусь?
— В обморок не надо.
Я вскочила, руки в бока упёрла и принялась оглядывать углы небольшой кухни, не зная, что мне предпринять. Решила по-хорошему с ним поговорить.
— Гриша, я не хочу с тобой жить.
— Почему?
Я только руками развела, не зная, как объяснить.
— Просто не хочу. Что нас с тобой связывает? Кроме ребёнка? Мы друг друга не знаем, и вообще…
— Что?
— Мы друг друга не любим!
Он хмыкнул.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю. Не может быть такой любви. Ты… ты меня использовал. Получил, что хотел, семью мою разрушил, а теперь хочешь, чтобы мы всё забыли и зажили счастливо? Так не бывает!
— Да откуда ты знаешь, как бывает? Никто не знает.
— Это не повод…
— Настя, ты просто на взводе. А вот если бы ты села и подумала…
— Я три месяца сидела и думала, — отрезала я.
— Ты думала не о том.
— Гриша, ты идиот.
Он выдохнул, видимо, мысленно прося себя держаться.
— Это гормоны, — объяснил он то ли мне, то ли себе. — Никогда не верил, что женщинам во время беременности крышу сносит, но теперь вижу, что это правда.
Я с кухни вылетела, жалея о том, что двери нет и хлопнуть нечем. Минуты, что я провела в тишине, мне не хватило для того, чтобы успокоиться. Я стояла у окна, обхватив себя руками за плечи, и раздумывая о том, как мне до Сулимы достучаться, чтобы он понял, насколько абсурдны его предположения о том, что я жить с ним соглашусь — воспитывать ребёнка, вести семейный бюджет, спать в одной постели, да и просто считать его своим мужем! А он в комнату вошёл, присматривался ко мне, и заговаривать не спешил. Я только слышала, как он вздыхает. Наверное, сочувствует себе, что жизнь его накрепко связала со столь взбалмошной особой, как я. Но я ведь не такая, это на самом деле гормоны, а ещё справедливая злость на его твердолобость. — Настён. — Он наконец собрался с мыслями и решил попробовать ещё раз. Я неуютно повела плечами, когда он оказался за моей спиной и рискнул меня коснуться. Погладил, потом волосы с шеи убрал. — Ты ведь не думаешь, что я просто отступлю? И оставлю тебя здесь, одну, гордую и никому не нужную.
— Говори за себя. Я нужна.
— Кому? Маме?
— Ребёнку!
— Ну да, но я не об этом.
— А я об этом. И прекрати вносить смуту, я всё давно обдумала и решила. И, вообще, почему я должна тебя слушать? Ты меня слушал? Нет. У тебя свои дела и проблемы, вот и занимайся ими. А меня в это не вмешивай.
— Как это — не вмешивай? А для кого я всё это делаю?
От изумления я даже рассмеялась и обернулась, чтобы посмотреть на него.
— Это что-то новенькое.
Гришка губами пожевал.
— Я в том смысле, что эти деньги, этот бизнес — это будущее. И нашего ребёнка в том числе.
— Спасибо, не надо.
Он в глаза мне посмотрел.
— А разве у тебя есть право говорить за другого человека?
— Этот человек ещё не родился. И прекрати меня путать.
— Чёрт… — Сулима отошёл от меня и руками всплеснул. — Я не понимаю тебя. Я не понимаю, что плохого в том, что я борюсь за своё. Не за чужое, заметь, а за своё. А ты меня в этом обвиняешь!
— Я тебя не в этом обвиняю, а в твоих методах. Ты перешёл черту, Гриша.
— Я что, убил кого-то?
— Ты разрушил мою семью.
— Ой, да брось! Семью. — Он фыркнул. — Ты, Серёга и куча бабок — это не семья. А вот ребёнок — это семья. А ты в данный момент, как раз её и разрушаешь.
Он пальцем в меня ткнул, а я от возмущения рот открыла.
— Как ты всё переворачиваешь, — разозлилась я. — Никакую семью я не разрушаю, потому что её нет, и не было.
— Но может быть, — ехидно заметил Сулима.