Все, что остается

— Месяц назад следователь, ведущий дела о насильственной смерти, послал мне коробку, содержащую толстый кусок сухой ткани и кость, которая, как мне было сказано, принадлежала новорожденному ребенку, найденному в канализационной трубе. Нужно было только определить пол и расовую принадлежность найденного трупа. Оказалось, что это был двухнедельный щенок-кобель породы гончая. А незадолго до этого другой, ничего не смыслящий в патологоанатомии следователь прислал найденный им в неглубокой могиле скелет. Этот следователь понятия не имел, как умер человек, останки которого нашел. Я насчитал более сорока порезов, загнутых зазубрин на костях, то есть яркий, почти классический пример гибкости живой кости. Было абсолютно ясно, что человек умер насильственной смертью. — Протерев стекла очков полой своего халата, он произнес: — Конечно же, можно предположить и другое, кость слегка повредили во время вскрытия.

— Может быть, это работа хищников? — спросила я, сама не представляя себе, как это могло быть.

— Надрезы не всегда легко отличить от зарубок, сделанных плотоядными. В данном случае я абсолютно уверен: надрез сделан лезвием бритвы. Привстань, — бодро сказал он, — давай посмотрим повнимательнее.

Мысль о том, что можно хотя бы несколько минут уделить антропологическому исследованию, привела его в неописуемую радость, а мне дала возможность немного отвлечься. Оживившись, доктор Весси энергичной походкой направился к специально предназначенному для исследования рассеченных тел микроскопу, положив на платформу привезенную мною кость. Долго и молчаливо вглядываясь в линзы и поворачивая кость таким образом, чтобы большая ее часть находилась на освещенном столе, он начал комментировать:

— Это действительно интересно.

Я стала ждать дальнейших замечаний.

— Ты обнаружила лишь единственный порез?

— Да, — ответила я. — Возможно, что более тщательный осмотр позволит вам обнаружить еще что-то интересное.

Посмотрев в микроскоп, я не увидела ничего особенного, кроме дырки от пули, которую я заметила еще раньше в нижнепоясничной части туловища в районе позвоночника.

— Да, ты говорила — пуля повредила связки спинного мозга.

— Совершенно верно. Деборе стреляли в спину. Я обнаружила кусочек металла в ее позвоночнике.

— Вам удалось выяснить, где происходило убийство?

— Нам пока неизвестно, возможно, ее застрелили в лесу, а может, туда привезли уже трупы.

— С порезом на руке, — задумчиво произнес доктор Весси, снова внимательно всматриваясь в микроскоп. — Когда пуля достигла своей цели, девушку должно было парализовать, но получается, что она могла еще шевелить рукою.

— Рана появилась в результате попытки защищаться? — задала я вопрос, который раньше и у меня вызывал сомнение. — Рана находится с внешней стороны ладони. — Облокотившись на спинку стула, он внимательно глядел на меня. — Большинство защищающихся жертв в основном ранят ладони. — Вытянув свои руки ладонями кверху, он продолжал: — У нее же рана образовалась на внешней части ладони. — Поворачивая руки ладонями вниз, он заметил: — Обычно это бывает с теми, кто особенно яростно защищается.

— Кулаком, — предположила я.

— Совершенно верно. Представь себе, что я иду на тебя с ножом, а ты, защищаясь кулаком, несомненно наткнешься на нож и порежешь руку сверху. В такой ситуации раны на поверхности твоей ладони возникнут только в случае, если ты в какой-то момент разожмешь кулак. Но, что еще более примечательно: все полученные в результате самообороны раны представляют собой тончайшие, гладко нарезанные слои. Преступник размахивает руками или пытается нанести удар каким-нибудь острым предметом, в то время как жертва поднимает вверх руки или ладони для того, чтобы отразить удар. Если порез достаточно глубокий, то оказывается поврежденной кость. В таких случаях я не берусь утверждать и делать конкретные выводы относительно поврежденной поверхности.

— Если поверхность рассечена, — вставила я, — посредством очень острого предмета, то от нанесения ударов таким предметом остаются характерные для бритвы следы.

— Именно по этой причине порез кажется весьма странным, — ответил он. — Здесь даже и речи не может быть об ударе, нанесенном оружием с тонким лезвием.

— Тогда выходит, что ее сильно ударили каким-то острым предметом? — спросила я весьма озадаченным голосом.

— Да, именно так, — ответил он, положив кость в полиэтиленовый пакет. — Характерным показателем такого пореза является то, что, по меньшей мере, полдюйма лезвия должно было достать поверхности ладони. — Возвращаясь обратно к своему столу, он добавил: — Боюсь, это все, что я имею сообщить тебе по поводу оружия и предполагаемых событий на месте преступления. Как видишь, здесь можно предположить все что угодно. Например, я не знаю размеров лезвия, которым был нанесен удар, или того, когда появилась рана: до или после выстрела и в каком Дебора находилась положении, когда она разрезала себе руку.