Все, что произошло в отеле

Первый Галин вскрик был похож на тот, каким та сопровождала обнаруженную новую паутину с пауком, разбитый бокал или чашку, потекший холодильник или сломанный сейф. Светлана Петровна решила, что ни за что не встанет. Голова болела нещадно. Старшая горничная дотянулась до сумки, вытащила таблетницу и рассосала лекарство от давления. Она мечтала подремать хотя бы еще полчасика, понимая, что уснуть уже не получится. Но все же расслабила мышцы лица, чуть приоткрыла рот и приняла позу медузы – чтобы руки и ноги не соприкасались с телом. На одном из форумов, посвященных бессоннице и тому, как с ней бороться, рекомендовали именно такой способ быстрого засыпания. Да и стоматолог в очередной раз выговорил ей, что зубы с каждым разом все сложнее восстанавливать. Мол, что она, во сне ими скрежещет? Как можно так стесать эмаль? Ну как морская свинка, ей-богу. Светлана Петровна понятия не имела, что морские свинки скрежещут зубами, и обиделась. В следующий раз решила обратиться к другому врачу, который не стал бы ее сравнивать с домашними питомцами. Может, она и скрежещет, а как иначе? Если каждый день то одно, то другое. Никаких нервов не хватает. Вот и сейчас…

Едва Светлана Петровна устроилась в позе медузы, как Галя завопила снова. И этот крик был явно другим по тональности и длительности, не предвещавшим ничего хорошего. Старшая горничная снова потянулась к таблетнице и выпила на всякий случай еще лекарства – от головной боли и от нервов. После этого встала, поправила прическу, накрасила губы, подвела карандашом глаза и вышла из подсобки. Все это время Галя вопила.

После Гали в злополучном номере появилась Светлана Петровна.

– Прекрати орать, – строго велела она. Галя тут же замолкла, но, мыча и подвывая, показывала пальцем на ковер.

Светлана Петровна даже в стрессовых ситуациях не изменяла себе. И поэтому раскрыла простую ученическую тетрадь на двенадцать листов, с которой не расставалась никогда и ни при каких обстоятельствах. В нее она заносила график выезда и приезда гостей, смены белья, дежурства горничных. В нее же записывала жалобы гостей, собственные замечания. На ежедневных планерках раскрывала тетрадь и объявляла с точностью до минуты, кто из персонала что не сделал или сделал не так. В компьютере могли слететь данные, он мог зависнуть, а тетрадь всегда была под рукой. Помимо двух пар очков, Светлана Петровна имела при себе ручку и карандаш. Ручка – в правом кармане, карандаш – в левом. Ручкой она отмечала уже решенные вопросы, карандашом – те, в которых требовалось разобраться. Если на горничную поступила жалоба, Светлана Петровна торжественно объявляла, что «взяла на карандаш», то есть поставила пометку в тетради. Три пометки – выговор, пять – строгий, шестая – увольнение. Если горничная «бралась за ум», как называла это Светлана Петровна, карандашные пометки стирались. Галя балансировала между строгим выговором и увольнением. От последнего ее отделяла лишь одна пометка. И этот крик мог стать той самой последней пометкой. Светлана Петровна никогда и ни для кого не делала исключений. Она показывала тетрадь с галочками, плюсиками, стертыми, появившимися вновь – с датами и точным временем. Спорить бесполезно. Однако с Галей она проявляла слабость, стирая карандашные галочки и жирно выделяя ручкой то или иное ее достижение. Галя была особенной – такой несчастной, зависимой, чересчур открытой в эмоциях и их проявлении, что у Светланы Петровны рука не поднималась поставить галочку, означавшую увольнение.

Согласно записям в тетрадке, уборка в этом номере сегодня не предполагала смену белья. Старшая горничная держала тетрадь на вытянутой руке, чтобы лучше видеть, хотя и без записей все помнила. Двадцать второй номер не освобождался пополудни и не заселялся после четырнадцати ноль-ноль. То есть убирать в нем стоило лишь после того, как все остальные номера были бы убраны. Но, если вдруг на двери появлялся дорхенгер с просьбой об уборке, следовало действовать наоборот – убрать в этом номере в первую очередь и переходить к другим. Светлана Петровна, заходя в номер, отметила – хенгер на ручке не висел. Или его не повесили гости, или сняла горничная. Опять же, согласно записям в тетради, как раз соседний номер, двадцать первый, требовалось убрать к приезду новых гостей, то есть к четырнадцати тридцати. Предыдущие постояльцы уехали в восемь утра.