— В котором часу это случилось? — строго спросил Женя и показал глазами на десятку.
— Не помню, часа в три… Зачем тебе?
— А в котором часу упал дядя Леонтий?
— Не знаю.
Женя пошел на кухню и задал этот вопрос Валькиной матери. Она обернулась — лицо заплаканное, глаза мокрые.
— Не знаю… Что это меняет?
Женя вздохнул, вернулся к брату.
— Что такое? — дрогнувшим голосом спросил Валька. — Не хочешь ли ты сказать, что эта десятка и мой отец…
— Нет, Валентин, я просто спросил. Не думай об этом. И вообще, что ты на меня накинулся? Я просто так спросил. Сегодня столько событий — как будто один день на всех людей. А в жизни всякое бывает, жизнь ведь точно одна на всех, как этот день. И от чьих-то поступков должно становиться всем хорошо, а от чьих-то плохо… Но это я так думаю, а ты не переживай. Отец твой поправится… У меня тоже выдался нынче денек!
И Женя поведал Вальке, как он съездил на дачу к Людвигу Ивановичу. Он рассказал ему про шофера хлебного автофургона, про лыжи, про Ивана Романовича.
Валька слушал и кусал ногти. А когда Женя умолк, сгреб в кулак десятку, лежавшую на диване возле подушки, несколько секунд сидел не двигаясь. Потом встал, направился в кладовку и вытащил кинокамеру. Оделся, нахлобучил шапку и двинулся к двери.
— Постой, — сказал Женя, — вместе пойдем.
— Нет, я сам! — не оборачиваясь, произнес Валька и открыл дверь…