– Это будет засада. Но если такое случится, то что же тут поделать? У меня…
Серые глаза встретились с моими. Он присел, так что наши лица оказались практически вровень.
– Оставайся с нами.
– Сегодня? – скорее прокаркала я.
Рука, которая добрых полминуты гладила мне шею, переместилась на бедро.
– Если рейс не отменят, утром я отвезу тебя. Не придется ходить туда-сюда по подъездной дорожке, – добавил он так, будто от гаража до дома был километр.
Губы у меня дрогнули.
– Конечно.
Роудс поднялся и положил ладонь мне на плечо.
– Пойдем прямо сейчас? Я помогу с вещами.
– Договорились.
Довольное выражение его лица окрыляло меня. Я действительно влюбилась в него без оглядки! Но самым удивительным было то, что осознание и принятие этого не наполняли меня ужасом. Я не чувствовала ни капли страха. Ни чуточки!
Это знание, это чувство были прочны, как бетон. Я сто раз говорила себе, что не боюсь любви, что готова идти вперед, но будущее пугало.
Но Роудс с его вниманием, терпением, исключительной заботой и… всей своей личностью в целом был в полной мере достоин моих чувств.
Стыдясь собственной напористости, я наклонилась, быстро поцеловала его в щеку и начала собирать вещи. Взяла смену одежды и пижаму, а Роудс проявил инициативу и
Мы пересекали подъездную дорожку, когда Роудс осторожно заметил:
– Буран ожидается сильный, дорогая. Не расстраивайся, если рейс перенесут, ладно?
– Не буду, – заверила я.
Я и не думала расстраиваться.
– Вам грустно? – спросил Эймос следующим вечером, когда мы сидели за столом.
Часом ранее Роудс достал домино, мы с ним сыграли одну партию, а потом к нам присоединился Эйм, которому, очевидно, наскучило в своей комнате.
– Мне? – спросила я, потягиваясь.
– Ага, – он сделал глоток клубничной газировки. – Потому что ваш рейс отменили.
Уведомление пришло посреди ночи. Меня разбудил сигнал приложения, я перевернулась – спала я все так же в кровати Роудса: он снова напомнил про мышей – и выяснила, что рейс перенесли с шести утра на полдень. К девяти утра его перенесли на три, затем – на десять тридцать, а после – совсем отменили.
Если я и испытывала легкое разочарование, то его вполне компенсировал массаж затылка, который Роудс принялся мне делать, когда я сообщила эту новость.
Это – а еще то, как он на моих глазах разделся до боксеров и улегся в кровать в сантиметрах от меня, так что кончики его пальцев не единожды коснулись моих, прежде чем мы уснули.
Я не знала, сколько еще мы сможем так спать в одной постели – пока это было всего пару раз, – но уже была к чему-то готова. И, судя по его взгляду, он тоже был к чему-то готов. К чему-то более значимому, чем слово из четырех букв, которое нависало над нами, хотя мы едва поцеловали друг друга.
Но об этом следовало поразмыслить позже, а сейчас напротив нас сидел Эйм.
– Нет, все в порядке. Если ты не против, что я тусуюсь тут с вами, мальчики… – Я умолкла.
Он скорчил физиономию.
– Нет.
– Точно? Потому что если тебе хочется провести время с папой и мамиными родными, то я не обижусь.
– Нет, – настойчиво произнес он. – Все в порядке.
«Все в порядке» в его случае было практически благословением, игнорировать которое не стоило.
– А вы двое расстроились, что твой папа не смог приехать из-за снега?
Отец и сын переглянулись.
О Рэндалле Роудсе я слышала мало, но знала, что его ждали в Рождественский сочельник. Родные Эймоса с другой стороны его точно к себе не приглашали, но их семейное торжество, скорее всего, тоже было под вопросом из-за дорожных условий. Лично я считала, что это уже шаг: он позвонил и извинился, что не сможет приехать. Хотя, думается, впечатлило это только меня.
Он пытался. Так я думала.
– Надо полагать, нет, – пробормотала я. – Может, потом посмотрим какой-нибудь ужастик?
Эйм воодушевился, а Роудс тихо фыркнул, явно не разделяя идею смотреть страшилки в канун Рождества. Я взглянула на него и улыбнулась. Его нога в носке подталкивала мою под столом – эти прикосновения волновали больше, чем многие поцелуи, которые случались у меня за всю жизнь.
– Ага, можно, – сказал Эймос, что в его случае означало «я обеими руками за».
– А ты что скажешь? – спросила я Роудса, хлопая глазами, с выражением робкой надежды на лице.
Он покосился на меня:
– Кончай кокетничать! Сама как считаешь?