Серторий отложил затрепанный том Платона и перевернулся на живот. Ему стало чудиться, что жар исходит от книги. Как странно: человек много-много лет назад написал удивительные слова. Он открыл все тайны, а его никто не понял. Да, главное, обучить людей жить в идеальном государстве. Это – единственная проблема. Проблема проблем. Если ее удастся решить, стражи будут государство стеречь, мудрецы управлять, не будет больше ни бедности, ни богатства – только некое среднее состояние, благополучие для всех. Как в теплый день, когда небо затянуто тучами. И плотный слой облаков опеки и постоянного руководства, направления будет гением этого государства. Серторий вновь перевернулся на полу. Влажная тога липла к телу – он отбросил ее. Мелькнула дерзкая мысль: что если присвоить себе все, сказанное Платоном? Рассказать Беренике о стражах, которых воспитывают, и которым не рассказывают ничего, что бы могло бы их развратить, даже сомнительные истории про богов не рассказывают. У стражей все общее: и жены, и дети, и нет ничего собственного, кроме тела. Но при этом они владеют всем. И счастливы, потому что счастье у них одно на всех – как жены и дети, как прочие блага. И таланты в этом государстве не будут заниматься чем-то своим, выбирая дорогу по собственному усмотрению, но лишь тем, на что укажет правитель, потому как умники должны служить не своим прихотям, а укреплять могущество государства. Тут не просто желание, а обязанность: ибо общество их вскормило, оно и спросит. Каждому выбрано в том государстве определенное место. И менять его по своему усмотрению – самое страшное преступление. Ты правитель – так правь. Ты страж – так будь псом, охраняющим отару овец. Ну а коли ты работник, то работай там, куда тебя поставили. Несправедливость – это преступление против государства и другой несправедливости нет.
Серторий вновь перевернулся. Береника проснулась и спустила ноги с кровати. Поставила ступни ему на живот. Шевелила пальчиками, щекоча его кожу. Это его возбудило мгновенно. Прежде она никогда с ним не заигрывала. А тут… Он погладил ее по ноге.
– Итак, Платон? – спросила она и кивнула на толстенный кодекс.
– Не знаю, сможем ли. Ведь Империя была в какой-то форме его идеальным государством. Мир, где развитие остановилось.
– Прекрати! – воскликнула она зло, подобрала ноги и обхватила колени руками. – Ненавижу Рим.
– Ты не поняла. Рима больше не будет. Будет наш мир. Вместо гениев – единая семья правителей. Вместо демократии и прогнившей олигархии – псы-стражи. Только такое государство может противостоять Чингисхану.
– Противостоять Чингисхану? – изломила бровь Береника. – Зачем? Мы должны радоваться его нашествию. Оно даст нам шанс на перемены.
– Опасность… – начал было Серторий.
– Плевать на опасность. Зато Бениту можно свернуть шею.
Он поднялся, натянул тогу на голое тело, сел за стол. У стражей все общее, как у них с Береникой: пунийская каша и одна чаша вина на двоих.
Мерзкая каша, безвкусная и с комками, Серторий склонился над миской, старательно растирая зубами недоваренные зерна. Проглотил с трудом. Поднял голову… Перед ним стоял мужчина высокого роста и могучего сложения, Геркулес, да и только. Как незнакомец вошел – Серторий не слышал. Лицо гостя бугрилось бесформенным комом обтянутого кожей мяса. Невольно представлялось, как кто-то несимметрично сделал прорези для глаз, ткнул два раза, и получились ноздри, полоснул ножом – и разверзлась огромная щель рта. А уж после рана зажила, и по краям наросли два бордовых валика, чем-то напоминавшие губы. Тем более странной казалась ослепительная белизна ровных зубов. Серторий невольно содрогнулся и спешно отвел взгляд от лица незнакомца.
– Это Гюн, – сказала Береника. – Он гений. – И она ободряюще улыбнулась гостю, как будто Гюн был красавцем, а не уродом. Улыбка эта не понравилась Серторию. Ну, как же! Гения им только не хватало!
– Гений бога, – уточнил гость. – Я – абсолютная идея, абсолютный разум, меня никогда не тянуло стать человеком, как моего подопечного.
– Так почему же ты так уродлив? – усмехнулся Серторий.
– Он написал новую книгу. И даже издал ее, – похвасталась за гостя Береника.
Затрепанный том в черном переплете бухнулся на стол перед Серторием. Тот взял кодекс, перелистал.
– О чем она? О времени? – спросил Серторий. Ему не хотелось читать сочинение гения.
– О деньгах. Она так и называется: «Деньги».
Серторий пожал плечами.
– Разве об этом стоит писать книги?
– Гюн показывает, что любое богатство означает воровство, любой богатей – вор и его можно и должно убить. Только отсутствие собственности – залог счастья.
Книга не заинтересовала Сертория, и он ее отложил.
– Об этом философы болтают несколько тысяч лет. Что толку?
Лицо Гюна перекосилось еще больше. Теперь оно напоминало старинную актерскую маску. Он плюхнулся на ложе рядом с Береникой, положил ногу на ногу.
– Я знаю, что делать, – заявил Гюн. Он сделал эффектную паузу.
«Сейчас он заговорит о Платоне», – подумал Серторий и не ошибся.