— Это даже не моя заслуга, что вы выжили! — подытожил сержант, сделав небольшую паузу в своем монологе. — Только потому, что каждый из вас выкладывался больше, чем он может, позволило каждому из вас, тупых болванов выжить и увидеть сегодняшний рассвет. Поэтому я не потерплю нападки друг на друга в своем отряде, ведь именно из-за него, — Мясников указал на Итана, близко подойдя к Генри и крича ему в лицо, — Эмили Фукс жива и может видеть солнечный свет и говорить с тобой! — после чего сержант резко появился перед лицом Итана, — а из-за него и его приказов, ты можешь дышать полной грудью стоя сейчас передо мной! — после чего Мясников сделал два шага назад от стоявших солдат, — вы все друг другу обязаны жизнью! Так какого хуя, у вас вообще есть какие-то претензии друг к другу?!
В ответ на реплики сержанта весь отряд молча смотрел кто куда, пытаясь отвести взгляд в сторону, лишь бы не смотреть на разъяренное лицо Мясникова. На его покрасневшую от гнева и эмоций кожу, вздыбившиеся вены на шее, которые яростно пульсировали. На дрожащие пальцы рук, которые сержант тщетно пытался унять. Даже не сходящая улыбка Джо, в этот момент испарилась подобно кипяченой воде.
— Что до вопросов, рядовой Ирис, получишь на смартфон всю доступную информацию. К моменту сбора жду от тебя вменяемые предложения по операции. Сбор через три часа. Место сбора будет сообщено позже, — сержант пытался проговорить это спокойным тоном, но изредка срывался на повышенные тона, — а теперь свободны!
— Есть сэр! — хором громко ответили солдаты и начали разворачиваться, как сержант продолжил.
— У вас есть право на один звонок, я договорился, отдохните хорошо за эти три часа. Рядовой Мерсер, останьтесь на разговор. Все остальные свободны!
— О кайф, позвоню китаянке, надеюсь, проведу с ней времечко, — уже уходя из комнаты, тихо произнес Джо на ухо Лорену.
***
В то же самое время, на другой стороне города Янцзяня, в корпоративном районе, в тылу Китайских военных, в огромном зале для спортивных мероприятий происходило не менее важное событие. Перед более тысячи солдат, одетых в черные униформы Krieg Korps, прямо сейчас выступали высшие офицеры, чьи речи, кратко рассказывающие об операции “Цезарь”, раскатывались по всему залу с помощью электронных устройств и находили отклик в сердцах бойцов. И одним из ведущих был Цзин, изрядно подготовившись к своему выступлению.
Он уже знал — после слов Джиао — что это решающий шаг перед концом, больше нет смысла держаться за прошлое. Сегодня его день, и только он сможет передать всем остальным свою решимость, дабы все прошло по плану. За прошлую ночь он многое изучил о самом Гае Юлие Цезаре, многое подчерпнул и узнал для себя, но сейчас, сидя перед малой частью, которая в три-четыре раза меньше лишь одного легиона Цезаря — дрожь то и дело пробегала по телу Цзина. Он из раза в раз прокручивал начало своей речи, иногда очень тихо шепча себе под нос.
Из его нервного транса вырвал голос из колонок, озвучивший его имя и передавший ему слово. “Последний Рубикон”, — пронеслась мысль в голове Цзина, когда он медленно вставал и по-армейски направился к микрофону. Встав у стойки, он поправил свой воротник офицерской рубашки, оглядывая многочисленное скопление людей перед собой, чьи лица едва были видны с трибуны при тусклом свете. Да, именно он сейчас стоит наверху, как некогда стоял Цезарь перед своим легионом отдававший приказ о переходе Рубикона.
— Прежде чем, я начну свою речь, — с этими словами Цзин провел рукой по своим волосам, поправляя прическу, — мне нужно сообщить вам неприятную весть. Вчера нашу базу в Российско-Сибирском царстве в Сибири атаковали. Погибло множество наших единомышленников, наших братьев и сестер. К огромному моему сожалению, в этом бою пал наш великий лидер, наш отец, тот кто создал все это, и тот, чьи идеи мы несем в своем сердце. Почтим же память о нем и о павших братьях и сестрах минутой молчания.
В эту минуту, в которую все собравшиеся молчали и не смели даже шелохнуться, чтобы вызвать хоть как-то лишний шум. Цзин вспомнил, как среди ночи поступило сообщение о гибели генерала Ансела Кинкейда, как многие офицеры предложили повременить с операцией “Цезарь”. Это злило Цзина, злило настолько, что он сообщил, что Ансел бы никогда не сошел с истинного пути, не предал бы свою мечту, которая стоит прямо сейчас перед всеми ними. Осталось лишь протянуть руку и …
— Мы те, кто верим в светлое будущее, — громко произнес Цзин и уже после заметил свою протянутую руку, пытавшуюся схватить воздух, — мы те, кто следуем нашему пути до самого конца! — с этими словами он сжал кулак на вытянутой руке, окидывая взором каждого здесь присутствующего солдата и выдерживая небольшую паузу.