Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Вдобавок к выпускному и балету в то воскресенье отмечался День матери, и все члены моей семьи и семьи мужа собирались приехать к нам домой на праздник. Пятница, предшествовавшая этим безумным выходным, была последним днем весеннего семестра у моих студентов и последним днем учебы в школе у Эллен. То есть мне предстояло выставить отметки, а Эллен – поздравить учителей с Днем учителя.

Мы со Стивом вызвались принести печенье в школу на День учителя. Среди всего этого хаоса мысль о печенье как-то выскочила у меня из головы. В пятницу с утра Стив отвез Эллен в школу, а когда я приехала ее забирать, листик с поручениями для родителей еще висел на двери. Я глянула, увидела свою фамилию рядом с «десертом» и все вспомнила. Меня охватила паника. Мне очень нравились учителя Эллен, я их уважала. Как же я могла забыть?

Я быстро продумала пути отступления и решила незаметно прокрасться в школу, выдернуть дочь и выскочить незамеченной. Но в холле я столкнулась носом к носу с учительницей Эллен. Как обычно в таких случаях, я засюсюкала тоненьким голоском: «Ой, здрасте, как вы поживаете? Как прошел праздник?» – «Спасибо, все прошло отлично, – ответила учительница, – было очень весело. И еда оказалась превосходной».

О боже, почему она сказала, что еда была превосходной? Она точно намекает на мою расхлябанность! Голос у меня понизился до бархатного, такой я использовала специально для вранья: «Стив занес печенье сегодня утром?» Учительница озадачилась и ответила: «Точно не знаю, когда он привел Эллен, меня не было». Я привстала на цыпочки, как бы заглядывая ей через плечо куда-то в глубь класса, притворившись, что всматриваюсь в накрытый стол, и сказала: «А, да вон же они. М-мм, выглядят аппетитно. Здорово, я рада, что он принес их вовремя».

Учительница взглянула на меня добрым, но понимающим взглядом и произнесла: «Увидимся через пару недель, когда начнется летний семестр. Приятных каникул». Я забрала Эллен, доползла до машины, пристегнула дочку в кресле, села за руль, и слезы полились по щекам буквально ручьями. Я сидела, вцепившись в руль, и не понимала, что хуже: то, что я забыла печенье, то, что я соврала, или то, что я знала, что учительница все понимает и, наверное, думает: «Работающие мамочки всегда оправдываются, но чтобы так врать…»

Эллен, глядя на меня, забеспокоилась, и я сказала ей: «Все нормально, просто маме нужно немножко поплакать. Ничего страшного». Я плакала всю дорогу домой. Как только мы пришли, я взяла телефон и набрала номер своей подруги Дон. Она произнесла на манер автоответчика: «Что случилось?»

Я быстро, тихо призналась: «Я только что украла печенье у каких-то родителей в классе у Эллен. А потом наврала учительнице». Дон невозмутимо переспросила: «А печенье было с начинкой?» – «Пожалуйста, – взмолилась я, – ты только послушай, что я наделала». Дон перестала шутить и внимательно меня выслушала. Когда я закончила, она сказала: «Вот что я тебе скажу. Ты очень стараешься. Тебе предстоят безумные выходные. Ты пытаешься все это совместить, и тебе не хочется, чтобы учительница Эллен подумала, будто ты ее не ценишь. Но это простительно, учитывая, что тебе она нравится, да и с Эллен они ладят хорошо. Не стоит переживать».

«Ты уверена? Ты уверена?» – без конца переспрашивала я. Наконец Дон заключила: «Тебе кажется, что ты не сможешь везде успеть в эти выходные, но ты успеешь. Может, что-нибудь и пойдет не совсем так, но в целом ты справишься. Знаю, что тебе было очень не по себе, но с каждым из нас такое случалось, и в этом нет ничего страшного».

И в эту долю секунды стыд превратился во что-то совершенно иное. Это уже можно было вынести. Это «что-то» сдвинуло меня с точки «Я тупица и никчемная мать» в точку «Ну и глупо же я поступила, совсем забегалась». Дон капнула нужную дозу эмпатии в мою чашку Петри, и стыд начал испаряться. Она не осудила меня. Она не дала мне понять, что я должна была промолчать про печенье, столкнувшись с учительницей. Она озвучила мой страх и сказала, что знает, как я уважаю учителей Эллен. И, что самое важное, она увидела мой мир изнутри, так, как вижу его я, и смогла донести это до меня.

Она не стала убеждать меня, что врать учительнице нормально, но дала мне почувствовать себя принятой, приобщенной. Когда мне стыдно, я не могу быть хорошей женой, учителем, мамой, подругой. Если бы я начала выходные, чувствуя себя недостойной матерью и врушкой, которая лишила деток печенья, я бы не справилась со всей этой кучей дел.