Всё хоккей

Я вслед за Максом залпом выпил бокал минералки. Я лихорадочно соображал. Поскольку уже отлично понимал, что в рукописях содержится некая информация, которая очень важна для Запольского. Но какая? Я кое-что читал, но мне трудно было понять, что интересного можно выудить из этих записей. Даже если я прочитаю от корки до корки, смогу ли понять, чего Макс боится или чего так жаждет. А возможно и то, и другое. Но категорично откажись я сейчас, это может спугнуть Запольского. И он окончательно для меня закроется. И я даже в случайной беседе ничего не смогу для себя извлечь. А на случайную оговорку я возлагал большие надежды.

Я поставил бокал на стол. Вытер рукавом пиджака мокрые губы, как и полагается человеку в моем сомнительном положении. И твердо сказал.

— Я подумаю.

— Подумаете, согласны ли вы на эту сделку? — в светлых глазах Макса появились недобрые огоньки.

— Нет, я подумаю, что можно для вас сделать.

Он расслабился, взгляд его потеплел. Он крепко пожал мою руку.

— Я знал, что вы достаточно умный человек, чтобы не совершать больших глупостей.

— Ну, для подобной сделки большого ума не требуется.

А про себя добавил, главное, чтобы не было большой совести.

На лестничной клетке я вновь столкнулся нос к носу с конопатой девчонкой. Она была в красном спортивном костюме, подчеркивающим ее стройную, спортивную фигуру, и кожаных шлепанцах. В своих руках она торжественно держала яблочный пирог, от которого исходил аромат ванили и корицы. Наверняка решила заглянуть к соседям в гости. Но едва заметив меня, девушка почему-то вздрогнула вместо того, чтобы расхохотаться. Похоже, мой вид ее уже не смешил, а пугал. Я спустился на этаж ниже и стал ждать. Она тоже выжидала, когда я уйду. Когда по ее мнению опасность миновала, я осторожно выглянул из укрытия и увидел, что она по-свойски открыла дверь Макса. Вскоре раздался ее веселый звонкий голосок. Ай да Макс! Не знаю, нужен ли был для меня подобный факт, но на всякий случай я записал его в своей памяти.

На улице наконец-то разгулялась весна. Солнце расплылось по небу яркими желтыми пятнами, вороны весело купались в лужах, и я с жадностью вдохнул воздух, пропитанный смоляными почками. Я решил прогуляться пешком до следующего метро. Окончательно я никак не мог привыкнуть к городскому транспорту, привыкнуть к толкотне, крикам и стойке на одной ноге оловянным солдатиком. Мне проще было ходить пешком. Но сегодня на меня весело поглядывали прохожие и я пожалел о своей пешей прогулке. Я привык, чтобы на меня оглядывались восхищенные поклонницы, а не любопытные зеваки. Пожалуй, все же следует сбросить этот маскарадный наряд.

Я даже не заметил, что прохожу мимо комитета по спорту. И только когда услышал испуганное:

— Талька?!

Я вздрогнул, но не обернулся, лишь от неожиданности замедлил шаг. И услышал за своей спиной веселый голос Лехи Ветрякова, обращенный к нашему запасному игроку, бывшему по совместительству большим почитателем моего таланта.

— Да ты чё! Чокнулся! Какой это Талька! Даже если небо упадет на Тальку, вместе с дождем и градом, он все равно отряхнется, почистит ботиночки и укатит на своем феррари под легкий джаз. Кем-кем, а бомжом он не станет.

— Он уже стал монахом.

Леха за моей спиной расхохотался.

— В таком случае, даю голову на отсечение, что он свою рясу носит, как лондонский денди!

Мне надоело выслушивать этот бред, я ускорил шаг, резко свернул в подворотню и перевел дух. Нет, все же не зря я прогулялся. Эта встреча меня окончательно убедила, что маскарадный наряд мне еще долго будет кстати.

Дома я подробно передал Надежде Андреевне наш разговор с Максом. Она возбуждено ходила по комнате, заламывая руки и чуть ли не причитая.

— Ах, какой подлец! Какой подлец! Кто бы мог подумать! Я много про него дурного думала, но это мне не приходило в голову! Чтобы предлагать деньги! За рукописи моего мужа! Какая низость! Как недостойно для ученого! В конце концов, для коллеги! И он смел еще называть себя другом Юры!

Я понял, что причитания в подобном тоне могут продолжаться сколько угодно и решил пресечь их.

— Надежда Андреевна! — на повышенном тоне сказал я. — Я полностью разделяю ваше негодование! Но сейчас не об этом речь! Сейчас главное нам с вами понять, зачем, зачем так срочно ему понадобились эти бумаги!

— Наверняка, чтобы ими воспользоваться! Возможно, опубликовать их, выдав за свои! Такое в науке случается.

Я мудро промолчал. Если честно, я сомневался, что ими можно воспользоваться. Более того, я был уверен, что Макс и грамотнее, и логичнее излагает свои мысли. И мыслей у него этих невпроворот. Тем более он был категорически против романтизации науки, в отличие от Смирнова. И я попытался осторожненько намекнуть на это Надежде Андреевне.

Она беспомощно посмотрела на меня и захлопала бесцветными ресницами.

— Вы думаете, здесь кроется что-то другое? Но я тогда не понимаю что. Я читала эти рукописи. И я не понимаю…