Все лгут

Первая: Бьянка почти всегда веселая и любит все делать вместе – работать в огороде, ходить на прогулку или смотреть фильм ужасов. А если мы смотрим страшное кино, она никогда не пугается и не зажмуривает глаза. Наоборот, она говорит: «Винсент, это все не по-настоящему. Тебе не стоит бояться».

Вторая: У нее очень красивые груди, особенно когда она лежит на спине.

Третья: Она так же сильно любит меня, как я люблю ее, а это очень важно, потому что плохо, когда один любит другого больше.

Мы стали друг другу нравиться два года назад, но стеснялись признаться в любви еще целый год.

– Ты мне нравишься, – сказала Бьянка однажды, когда мы сидели в телезале и перебирали бисер – Бьянка любит бисер.

Я ничего не ответил, потому что сразу занервничал и вспотел, а Бьянка к тому же не очень хорошо понимает язык жестов. Но в тот же вечер я написал ей письмо.

Ты мне тоже нравишься. Мне кажется, я в тебя влюблен. А ты любишь меня?

После этого мы стали парой.

Через некоторое время Бьянка переехала в мою квартиру, где есть ванная, спальня с кроватью, а еще синий письменный стол и окно с клетчатыми занавесками. Если выглянуть в него, виден наш огород, хоть сейчас там только земля и нет никаких овощей – ведь на дворе зима и почти все растения спят.

Из-за того, что Бьянка плохо понимала язык жестов, иногда, пока никто не видит, я разговаривал с ней шепотом. Шептать – не то же самое, что разговаривать, так что это вовсе не значит, что я снова стал говорить.

– Ты чудной, – засмеялась она. – Ты же умеешь разговаривать, почему общаешься знаками?

Я ничего не ответил, объяснять пришлось бы слишком долго. Нам пришлось бы просидеть несколько дней или даже недель, пока я рассказал бы ей все про папу Самира и про Ясмин. К тому же я не хотел этого, потому что когда я о них вспоминал, мне становилось трудно дышать, а ладони и руки начинало покалывать, как будто кто-то впрыснул мне в кровь газировку.

Но иногда я ничего не мог с собой поделать и все равно думал о них. Тогда мне становилось грустно и приходилось звать Мимми. Она обнимала меня и говорила, что все будет хорошо, и через какое-то время мне становилось легче.

Однажды она позвала меня к себе в кабинет и сказала:

– Садись, Винсент, нам нужно поговорить.

Я сел.

– Тебе здесь нравится, Винсент?

Я знаками ответил «да», потому что мне в самом деле нравилось. Единственное, что было здесь плохо – нам нельзя было заводить собак, потому что у многих сотрудников была аллергия. Мне было от этого очень грустно. Я действительно хотел бы снова иметь собаку, такую же пятнистую, какой была Элла.

– Как ты считаешь, у нас ты развиваешься?

«Что ты имеешь в виду?» – знаками спросил я.

– Что ты узнаешь новое, твоя жизнь… меняется и, возможно, становится лучше.

Я ничего не понял.

Я не хотел, чтобы моя жизнь менялась. И лучше она стать тоже не могла, потому что и так была почти идеальной. Мне очень нравились мое жилье, работа и Бьянка.

Единственное, что мне не нравилось – это когда я начинал думать о Ясмин и папе Самире.

Как бы там ни было, в тот день я был дома у мамы.

Она вышла в сад, но вернулась совсем не скоро. Я не видел, когда она вернулась, потому что смотрел «Нетфликс», но слышал, как открылась входная дверь и мама стала вытирать ноги о коврик.

Я продолжал смотреть свой сериал. Я уже посмотрел три серии и прервался только один раз, чтобы сходить пописать. И вот, когда я уже почти досмотрел третью серию, в дверь позвонили.

Мама пошла открывать, кто-то вошел, и я услышал, как она разговаривает с мужчиной.

Мне стало любопытно, кто это, и я спустился, чтобы посмотреть. Я не собирался шпионить или подслушивать, я так больше не делал, но когда уже собирался войти в кухню, то заметил, что мама плачет, и узнал мужчину, с которым она разговаривала, и вспомнил, что он мне раньше говорил.

Меня зовут Гуннар, я полицейский. Мы с тобой уже встречались много лет назад, когда умерла Ясмин.

Когда я его увидел, мне снова стало трудно дышать и стало покалывать ладони, так что я не пошел в кухню, а остался стоять за дверью и принялся смотреть в щелочку.

Гуннар сидел близко к маме и держал ее за руку.

– Я еще не сообщила Винсенту, что Ясмин жива, – сказала мама и высморкалась. – Не знаю, как ему об этом сказать.

Я так сильно удивился, что едва не упал на пол.

Ясмин жива?

В то же время я обрадовался – так же сильно, как когда мы с Бьянкой стали парой, – потому что Ясмин была моей сестрой и моим лучшим другом.

– Просто скажи как есть, – ответил маме Гуннар. – Он поймет. Даже лучше многих, как мне кажется.

Мама кивнула, оторвала кусок салфетки и вытерла у себя под носом.

– Но ты же не об этом хотела со мной поговорить?

Мама покачала головой и какое-то время сидела молча. Она смотрела в окно, а лицо у нее было печальное.