-Это можно. Скажем, что летаргия с ней приключилась и постоянное наблюдение требуется.
-Андрей, мы с доктором сейчас выйдем. Где они ждут?
-Известно где, во дворе с черного ходу, - пожал плечами управляющий.
Перед тем, как выйти во двор я убедилась, что с девочкой всё в порядке и она сладко спит под присмотром Степаниды.
В соседней комнате с уксусным компрессом на голове лежала травница Марта, древняя старуха, как сказала Марфуша, кстати, моя ровесница. Бабуля тоже спала, а может просто делала вид.
Платон Яковлевич не подвел, такими медицинскими терминами сыпал, я заслушалась, а Ядвига и её муж стояли с благоговейным ужасом на лице. Потом супруги вместе бухнулись ко мне в ноги.
-Да что ж с вами делать-то, а? - пробормотала я. - Значит так, еще раз на колени упадете - выпорю! Ясно?
Судя по выражению лиц - поняли, прониклись, поднялись.
-Агнешка побудет в доме, под присмотром Степаниды. У вас еще дети есть?
Ядвига закивала, заговорила, я поняла, что еще три мальчика. Наконец, отправила их домой, поблагодарила доктора и только хотела завалиться спать, так фигу вам. Марфуша с круглыми от ужаса глазами заявила, что невеста Алексея Петровича с батюшкой и старой барыней прибыли в непотребном виде, на крестьянской подводе.
-Час от часу не легче, - про себя пробухтела я и громко добавила, - пойдем, посмотрим, что там за непотребный вид.
Пройдя к парадному входу я увидела горестную картину. Господа Мещерские имели вид изможденный и жалкий. Иван Иванович помог матери и дочери выбраться из повозки и обратился ко мне.
-Акулина Савельевна, наше поместье разорили французы, мы вынуждены были бежать во избежании худших бед. Все дороги на Москву перекрыты, единственно к вам пробрались. Наши дворовые говорили, что у вас тихо. Просим вас приютить нас и наших дворовых людей.
Тут я заметила несколько девушек и мужчин, переминавшихся с ноги на ногу.
-Конечно, Иван Иванович, - сказала я, - проходите в дом, сейчас со всем разберемся. У нас все сенные девушки в столицу отправлены, так что в доме почти пусто.
Дальше была сплошная суета. Спать мне так и не пришлось.
Через пару часов чистые и наряженные в одежду, оставшуюся от князя, княгини и княжны Мещерские расположилось за столом, накрытым Степанидой. Она была мной поставлена главной над прибывшим персоналом.
-Вы только подумайте, Акулина Савельевна, разорили все, - сокрушался Иван Иванович, - полные телеги нашего добра загрузили и увезли, ладно провиант - война все ж таки, но картины, одежду, вазы, посуду...ради потехи двери выломали, окна, мебель, которую не увезли, покрушили и пожгли. Посевы лошадям потравили...
-Вот вам благородство вашего Буанопартия, - недовольно вставила Мария Владимировна, - вот вам демократия ваша. Я говорила, уезжать надо, так ты Иван моим мнением манкировал. А поляки рады радешеньки, с цветами французов встречают. Ваши-то как, не бунтуют?
Я отрицательно помотала головой.
-Кто же мог предположить такое, мы все думали, будет скорый мир, - развел руками Иван Иванович.
-Акулина, - тихо, так что я еле расслышала обратилась ко мне Татьяна, - от Алексея Петровича нет ли вестей?
-Нет, - ответила я, - вы располагайтесь, чувствуйте себя как дома...
На последних моих словах дверь распахнулась и вошел Бельмондо.
-Простите, мадемуазель Николь, но мне доложили, что к вам прибыли люди. Я должен знать кто они такие.
-Извольте, графиня Мещерская Мария Владимировна, граф Мещерский Иван Иванович и его дочь Татьяна. Их поместье разорили, они вынуждены были искать убежища.
-Но мне доложили, что прибыло десять человек, а я вижу только троих.
-Остальные - это наши крепостные, - встрял Иван Иванович.
-Составьте мне список, господин граф. Еще раз простите меня, мадемуазель.
Жан-Поль слегка наклонил голову, что должно было обозначать поклон и вышел.
Старая графиня ушла в отведенную ей комнату, Иван Иванович беседовал с доктором, а Татьяна подсела ко мне.
-Каков урод этот француз, - сказала она улыбаясь, - да Акулина? Глаза как угли, чуть не прожигают, а нос? Это же просто неприлично, иметь такой нос.
Она идиотка? Что значит неприлично? Он его куда денет-то, нос свой, отпилит что ли? Но ничего не сказала. Девушка тонкой организации, вся такая...тургеневская, хотя Иван Сергеевич еще не родился и не придумал этот образ. Да и женские образы у Тургенева к общепринятому клише о кроткой, беззаветно любящей своего избранника, при этом во многом дающей ему фору наивной красавице не имеют ни малейшего отношения. Я больше с Чеховым согласна, если честно:«Все женщины и девицы Тургенева невыносимы своей деланностью и, простите, фальшью. Лиза, Елена — это не русские девицы, а какие-то пифии, вещающие, изобилующие претензиями не по чину». А Танечка меж тем продолжала щебетать.