– Подожди здесь. Не стесняйся, завари себе чаю.
Я всегда любила Джен. Знаю ее с пяти лет – она забирала меня с уроков музыки, ездила на машине вместе с мамой и всегда позволяла мне выбирать радио.
Сижу на кухне, которую так хорошо знаю. Позволяю теплым воспоминаниям проникнуть в мой уничтоженный мозг. О том, как мы с Алфи пытались испечь пироги со свеклой и как они превратились в кашу, или о том, как хорошо прошел мой последний концерт. Бесчисленные чашки чая, посиделки, болтовня с семьей о науке или футбольном клубе «Шеффилд Уэнсдей»… Тайные поцелуи пока никто не видит; один раз его брат зашел прямо в разгар одного из них и громко закричал: «Фу-у-у!» Я купаюсь в тепле этих воспоминаний, и они зажигают во мне крохотный огонек. Пока не осознаю, что все это в прошлом и ничего не осталось, а Алфи ненавидит меня. Я вообще понятия не имею, что здесь делаю. Знаю только, что не могла не прийти.
Слышится приглушенный голос его мамы. Скрип половиц из комнаты Алфи.
– Амели здесь? – Он спрашивает это так громко, что я чувствую на языке вкус его замешательства.
Мое сердце колотится, пока жду, что он выругается или откажется спуститься. У него есть для этого все основания. Он мне ничего не должен. Но я знаю наверняка, что Алфи спустится. Потому что могу ему довериться.
И вот он спускается по лестнице, появляется в дверном проеме.
Его рот распахивается, когда он видит мое состояние.
– Привет, – выдавливаю я, старясь не расплакаться, глядя на него.
Он в мешковатых джинсах и футболке, которую так любит, с периодической таблицей. Его волосы растрепаны. Джен не спустилась с ним.
– Амели, что, черт возьми, случилось?
Я не могу плакать. Еще нет. Это было бы несправедливо по отношению к нему. То, что я сейчас здесь, тоже несправедливо, так что держу себя в руках. Хотя разрываюсь по швам.
– Может, пойдем выпьем кофе? – спрашиваю я.
В полном молчании заказываем кофе в нашей кофейне. Любой важный разговор, который у нас когда-либо был, мы вели в Ботаническом саду. Поэтому нас инстинктивно тянет именно туда.
Мы хватаемся за чашки и потягиваем кофе, хотя он все еще слишком горячий. Сады прекрасны и полны цветов. Магнолии подчеркивают синеву неба, а ухоженные клумбы пестрят разноцветьем. Но сейчас холодно, а я уже отвыкла от северного климата. Мы вытираем росу со скамейки, потом заправляем пальто под задницы и все равно садимся.
Только присутствие Алфи приносит мне временное спокойствие. Я забыла, каково это – быть рядом с ним. Еще до того, как мы начали встречаться, общение с ним вызывало чувство, будто ты надеваешь любимые домашние тапочки. Мы пялимся на клумбы.
– Я знаю, что говорила это раньше, но мне очень жаль.
Алфи вздыхает и не смотрит на меня. Не как Риз – будто наказывая, – скорее, что-то вроде «прошу, дай мне минуту, и тогда, обещаю, я поговорю с тобой». Я молчу, чтобы успокоиться, и даю ему время, чтобы он мог сам нарушить тишину.
– Почему ты здесь, Амми?
– Не знаю, – честно отвечаю я.
Тут он поворачивается ко мне. Алфи не просто смотрит, а действительно пытается осознать все изменения во мне. Вижу, как его глаза скользят по мне; как они сканируют мое красное лицо и дрожащее, худое тело.
– Что с тобой случилось? – спрашивает Алфи с такой неподдельной заботой, что я чуть не вспыхиваю.
– Даже не знаю. – Я наконец начинаю плакать. Не для того, чтобы заставить его пожалеть меня, не для того, чтобы обмануть, а только потому, что не могу больше терпеть. Наконец слова начинают литься сами. – Я пришла сюда, потому что все ужасно и я пытаюсь понять, что случилось… Алфи, я так сожалею о том, что сделала с тобой… Даже не могу… Никогда не прощу себя. Я не хочу брать всю вину на себя – думаю, возможно, это не моя вина. Я думаю… я думаю… Он… он…
Алфи качает головой.
– Амми, если ты хочешь поплакаться кому-то из-за того, что у тебя не получилось с твоим новым парнем, я последний человек, которого нужно было выбирать.
– Знаю. Понимаю. Но это не о том, что с нами произошло. Прости, я поступаю несправедливо, но не знаю, с кем еще поделиться… – Его гнев, хотя и полностью оправданный, усиливает боль и чувство вины, но я отчаянно скачу вперед – слова все рвутся наружу. – Алфи, дело не в том, чтобы порвать с ним, а во всем, что случилось до этого. Кое-что… действительно плохое произошло, и я только сейчас позволяю себе вспомнить об этом…
Я дрожу в своем пальто, воспоминания обрушиваются на меня снова и снова, как волны прибоя.
– Он сделал что-то плохое… много плохих вещей…
Алфи смягчается. Он протягивает руку и кладет ее мне на плечо. Эта незаслуженная доброта едва не убивает меня.
– Амели, не торопись, по порядку. Что случилось?
Я начинаю хрипло всхлипывать. Роняю стаканчик с кофе. Крышка отскакивает, и он разливается по всему асфальту, забрызгав мою обувь.
– Я чувствую, что схожу с ума, – говорю я, не обращая внимания на кофейные пятна на ботинках.
– Поговори со мной, Амели.
– Я не заслуживаю тебя. Не заслуживаю твоей доброты. Не заслуживаю ничего хорошего.
– Что? Амми, о чем ты вообще говоришь? Ты меня пугаешь.