— И тут на горизонте нарисовался масштабный проект… — профессор сделал небольшую паузу. — Мы все надеялись, что он будет ооочень ресурсозатратным, и что мы наконец-то сможем вложить средства с пользой для дела, и что они не будут больше лежать у нас на счету мёртвым грузом…
— И когда мы стали проводить первые совещания по проекту, которому мы дали внутреннее название "X-vu," — лицо профессора приняло воодушевленное выражение, — мы поняли, что это — не просто очередной интересный замысел. Мы все почувствовали, что работаем над чем-то несоизмеримо большим… важным… затрагивающим наш внутренний мир и вызывающим в нас неизвестные доселе чувства.
— Это как первая любовь! — сказал профессор эмоционально, — это как то, с чем ты сталкиваешься впервые, и твоя собственная реакция становится для тебя сюрпризом. Думали ли мы тогда, сколько мы собираемся сделать таких роботов?.. Да мы хотели сперва сделать хотя бы одного! И то, что мы создавали, напоминало скорее сверхъестественное, всемогущее существо, а не бота-помощника. Для нас было важно максимально приблизить его к идеалу. Мы были как дети! Мы шли ва-банк!
Вдруг профессор замолчал и слегка прищурился, глядя сквозь очки в толстой оправе. Видимо, кто-то из присутствующих задал вопрос.
— Вот меня спрашивают, — заговорил он вновь, — "Почему мы не задумались о создании копий уже после того, как робот появился на свет. Ведь с тех пор прошло много времени."… Видите ли… конечно же мы задавались этим и миллионом других вопросов, когда работали все эти годы над X-vu. У нас было немало горячих внутренних дискуссий на самые разные темы… — тут профессор как-будто о чем-то задумался. — Ну, ладно, касательно конкретно этого вопроса: почему мы не выпустили X-vu миллионным тиражом, отвечу так… Для нас это — сложный морально-этический вопрос. Когда какой-либо робот ломается, ты вдруг вспоминаешь, что он — всего лишь машина. Когда человек ушиб локоть, он вдруг вспоминает, что у него есть определённые "технические характеристики", и что его локоть по сути — механизм…
Профессор быстро обвёл взглядом присутствующих, пытаясь понять, успевают ли они следить за логикой его повествования:
- Но у этого механизма есть другая важная составляющая, — продолжил он, — он также осознает себя, чувствует… У него есть душа, — довольно-таки тихо сказал профессор, словно не был уверен, что его поймут. — Ну вот задумайтесь, хотели бы вы, чтобы по Земле ходила ещё тысяча таких же людей как вы? Или чтобы, при рождении, родители вам недодали любви или не научили чему-то важному, потому что они хотят научить этому вашу младшую сестрёнку?
— Мы вложили в робота X-vu все наши мечты! — торжественно произнес профессор. — Этот робот — венец нашего творения. Пока мы его делали, мы мечтали… Мы думали: насколько он будет умён? Насколько талантлив и красив? Насколько приятным и располагающим будет его характер? И я вам скажу — мы задаём себе эти вопросы до сих пор. Вот вы возможно считаете, что робот уже достаточно взрослый, потому что ему уже десять лет. А я вам скажу, что десять лет — ничтожный срок даже для человека — что уж говорить об экспериментальной технологии!
Хью Беккер несколько замялся. Казалось, он жалел, что погорячился, и теперь пытался прикинуть, насколько превратно может истолковать его слова пресса.
— Я приношу свои извинения, — сказал уже гораздо спокойнее, — что за неимением времени не могу рассказать вам обо всех тонкостях этого вопроса. Я в принципе считаю нецелесообразным задаваться им именно сейчас, когда у X-vu технические неполадки. Поэтому надеюсь на ваше понимание и на то, что хотя бы отчасти удовлетворил сегодня ваше любопытство.
С этими словами, профессор Беккер слегка поклонился собравшимся представителям СМИ и вышел из зала. Конференц-холл снова загудел как улей, но на этот раз на полную мощность. Пилла Кьянти, сидящая на балконе, как раз дорисовывала шарж, на котором был изображён профессор Беккер, что-то эмоционально рассказывающий с поднятым вверх указательным пальцем… Сегодня Пилла впервые видела легендарного ученого вживую и находилась под большим впечатлением — она и сама не знала почему.
***
Известный дизайнер Кии-Жу отдал кружку из-под чая боту-официанту и вызвал себе кибер-такси. Как и у многих представителей столичной богемы, у него не было личного автомобиля. Личный автомобиль обходился дешевле, но его нужно было ремонтировать и, самое главное, им нужно было управлять.
Кии-Жу был довольно-таки высокого роста и обладал некоторой долговязостью, которую ему придавали длинные — не слишком худые, но и не слишком грузные — конечности. Он был весьма смугл с лица, с тёмно-зелёными глазами, и красил волосы в цвет чёрного ворониного пера. Кии-Жу носил длинную косую чёлку на правый бок, а левой мочке его уха красовалась серьга с камушком розового сапфира.