Все не так

О будущем Санька старалась не думать. Ей все время казалось, что жизнь, которой она сейчас живет, чья-то чужая. Ее жизнь — это непыльная, денежная работа в чистеньком офисе, просторная квартира с красивой мебелью (а лучше дом), любимый муж — интеллигентный красавец, румяные, веселые дети. Конечно, Санька понимала, что для такой жизни ей бы не мешало получить приличное образование, побольше бывать во всяких интересных местах, где ходят интеллигентные красавцы, и вообще что-нибудь делать. Но делать ничего не хотелось: было лень, да и так вполне уютно. Димона она не любила, но и отвращения к нему не испытывала. Было с ним как-то спокойно, надежно. Ей нравилось, как он бесхитростно хвалит ее стряпню, как он смотрит на нее преданными глазами, но никогда не признается в своих чувствах. Нравилось играть с ним по вечерам в карты, даже его скабрезные анекдоты нравились. Многое, конечно, и раздражало. Например, курение. Она тоже курила, но только в компании, под выпивку, под музыку и задушевный разговор. Но, когда с утра приходишь на кухню, желая приготовить завтрак и с чувством глубокого удовлетворения его проглотить, а тебя встречают клубы сизого дыма, аппетит куда-то девается. После Санькиной пламенной речи Дима переместил свою курилку на балкон, а в холодное время — в подъезд, но его пропахшая табаком одежда вызывала у нее брезгливость. Кроме курения, ее раздражала привычка переводить серьезные темы в шутку, жульничать в «дурака», носить носки до запаха и многое другое. Однако по-настоящему портило жизнь одно: его одержимость сексом. Он на полном серьезе следил за новинками порнопродукции, менялся с друзьями кассетами, листал какие-то потрепанные журналы с нереальными картинками. Насмотрится и потом от нее чего-то подобного хочет. А Саньке не по себе. Она старалась не сравнивать Диму с Валерой (как сравнить землю с небом?), вообще старалась Валеру не вспоминать, но здесь не получалось. Она прекрасно знала, какие ощущения может испытывать от секса с любимым человеком, но с Димоном и близко такого не было. Она бы вообще предпочитала оставить в своих с ним отношениях все, как есть, кроме одного — постели. Живут они неплохо, Санька обута, одета, обласкана, и было бы совсем хорошо, если бы не ежевечерний долг.

Дима пытался приобщить подругу к просмотру своей видеотеки, но у Саньки это вызывало обратный эффект, и он оставил ее в покое. Единственные моменты, когда она немножко расслаблялась и была почти ласкова, — в легком алкогольном опьянении, и то почему-то только винном. От пива она тут же засыпала, от водки становилась грубой и агрессивной, но легкое полусладкое вино превращало Александру в ленивую, благодушную кошку, разрешающую с собой побаловаться, и даже иногда игривую. Шампанское же навевало на нее грусть, граничащую со ступором, и это оставалось для него загадкой. Его знакомые девушки, женщины и бабы обычно были готовы на все после шампанского и шоколадки. Санька же была особым случаем. Непредсказуемо грустит, непредсказуемо смеется, может обдать холодом, через минуту приласкать, чтобы еще через минуту жестоко посмеяться. Конечно, с ней непросто, но она стоит некоторых трудностей понимания. За одну возможность созерцания ее выгнутой спины Димон был готов выслушивать намеки на свою колхозную сущность хоть сутки напролет. А уж когда она приносит ему обед в кастрюльке… Это, братцы, любовь. Но он ей ни за что не признается.

Через пару месяцев совместной жизни Димон решил познакомить свою невесту с родителями. По этому поводу у них состоялся серьезный разговор.

— Зачем? Вот зачем, объясни мне! — кипятилась Санька, нервно шинкуя овощи для салата. — О чем мы будем говорить? Какой тебе интерес?

— Мне — большой! Мои родители должны быть в курсе, на ком я хочу жениться.

— Какая женитьба? Ты что, жениться на мне собрался?

— А ты не собралась?

— Нет.

— Да-а-а? Офигеть. А чего ты тогда здесь стоишь? Чего мне еду готовишь? Иди к своей маме и живи у нее.

— Я не могу жить у своей мамы.

— Значит, я типа временного прибежища?

До Саньки наконец дошло, что она обидела человека. Открыла рот, чтобы сказать что-нибудь умное и утешительное, но с ходу не придумала, а только рубанула ножом мимо огурца и здорово порезала себе палец.

— Ой!

— Чего?

— Палец. Ой-ой-ой…

— Ничего себе, как кровь хлещет. Подожди, я сейчас.

Дима сбегал в ванную, вернулся с пластырем и зеленкой.

— Давай свой палец.

— Мамочки, как щиплет.

— Терпи. Вот, все.

— Дим…

— Ну?

— Не обижайся, а?

— Еще чего, обижаться я буду, — буркнул Димон и, нахохлившись, отвернулся. «Боже, как ребенок», — растроганно подумала Санька, потом разозлилась на себя. «Хороший человек, старается для меня. А я — как сука последняя». Тронула его за плечо, заглянула в глаза и вкрадчиво продолжала:

— Я же вижу, что ты обижаешься. Просто это как-то неожиданно — женитьба. Ты же мне раньше ничего такого не говорил.

— А что, я должен делать предложение руки и сердца на коленях? Если дело в этом, я могу.

— Да нет, не в этом. Просто…

— Чего заладила — просто, просто! Просто я хочу на тебе жениться, а ты не хочешь. Так и скажи.